— Я понимаю, Захар Михайлович, — сказала Елена Александровна. — Вы обождите, пока я переоденусь. Посидите, хорошо? Чайку, может быть, принести? А пообедаем, когда вернемся.
— Спасибо, не хочется.
— Тогда я сейчас, сию минуту. — Она ушла в дом, оставив Антипова на веранде.
Он огляделся.
Маленький, уютный дворик, покой и тишина. Три обильно цветущих яблони. От калитки к веранде ведет аккуратная тропка, посыпанная песком. И много, очень много цветов, от которых исходил густой, пряный аромат. «Красота какая», — подумал Захар Михалыч, вздыхая.
Он чувствовал в себе большую усталость...
— Я готова, — сказала Елена Александровна. — Можем идти.
Антипов нагнулся, чтобы взять чемодан.
— Оставьте здесь, мы вернемся. Поезд на Ленинград пойдет только ночью.
Нет, не ошибся Захар Михалыч, когда думал о Елене Александровне, что она замечательный, добрый человек. Было такое впечатление, что ее знает весь город: не попалось встречного прохожего, который бы не поздоровался с ней, не раскланялся уважительно, а некоторых она останавливала сама, расспрашивала о здоровье, что-то советовала или поругивала, но получалось это необидно и заботливо.
И всякий раз, останавливаясь на улице, она непременно извинялась перед Антиповым за задержку.
Особенно долго Елена Александровна разговаривала с одной пожилой женщиной, а после, попрощавшись с ней, объяснила:
— Муж у нее тяжело болен, а принимать лекарства наотрез отказывается.
— Как это?
— Отказывается, и все! Есть, знаете, такие люди.
— Должно быть, верующий и вера не позволяет? — высказал Антипов предположение.
— Нет. Просто человек со странностями. Видите ли, он считает, что организм самостоятельно справится с болезнью.
— А если нет?
— Значит, считает, не надо! Тоже логика, хотя, на наш взгляд, и странная, и нелепая. Я на днях беседовала с ним. Говорит, что слонов никто не лечит, а они живут долго!.. — Она усмехнулась и покачала толовой. — Насчет верующих, кстати, я заметила тоже одну странность. В нашем городе — обратили внимание? — много церквей. Правда, почти все они недействующие. А вот верующих мало. Старики, старухи. — Она помолчала, как бы раздумывая. — Кто помоложе, не воспринимают, очевидно, всего этого... — Елена Александровна обвела вокруг рукой. — Не воспринимают всерьез, как религиозный культ. Красиво, и все тут. А их тянет к другой красоте, которой они не видели. Ленинград для них — это да!..
— Вы бывали в Ленинграде? — спросил Антипов.
— Один раз, перед войной.
— Приезжайте еще. Я оставлю адрес, к нам заходите. И остановиться можно у нас.
— Возможно, что и приеду, Захар Михайлович. Мечтаю об этом. Мы с мужем были там всего три дня. А хотелось бы пожить. Вы, наверное, не замечаете, в какой красоте живете?
— Это верно, — согласился Антипов виновато. — Живем, и все. Работаем, дела какие-то делаем. Бывает, что некогда по сторонам оглянуться, на красоту посмотреть.
— И мы здесь так же. Белореченск ведь имеет богатейшую историю! До войны сюда много народу приезжало. А мы сами мало знаем. Есть, правда, любители старины, что-то изучают, отыскивают. Собирались местный музей открыть — война помешала.
— Война многому помешала. Теперь будем наверстывать. А вы, извините за любопытство, всю жизнь здесь живете?
— Всю.
— То-то, я вижу, вас весь город знает!
— У нас все друг друга знают. К тому же, профессия такая. Ну, вот мы и пришли.
Архив, как и должно было случиться по всем правилам невезенья, был закрыт, и сторожиха, уже знакомая Антипову, не имела понятия, у кого хранятся ключи и кто вообще здесь начальник.
Понадобилось три дня, чтобы найти ответственного за архив человека, и все эти дни Захар Михалыч жил в доме Елены Александровны. Он отказывался, стесняясь воспользоваться гостеприимством одинокой женщины, и даже признался чистосердечно, что боится скомпрометировать ее перед соседями, а она посмеялась только.
— Что вы, что вы! — сказала весело. — Вот ваша комната, располагайтесь и не думайте ни о чем.
Днем, когда Елена Александровна бывала свободна, они ходили по разным учреждениям, а по вечерам пили чай на веранде, беседовали о всяких житейских пустяках, не касаясь главного, и Антипов отдыхал душой, наслаждаясь тишиной, покоем, стараясь не думать о том, что по-прежнему ничего не удалось разузнать... Иногда на огонек заглядывали соседи, тоже присаживались к столу, расспрашивали о Ленинграде, говорили хорошие слова о ленинградцах, переживших страшное время, восторгались их мужеством, приглашали Захара Михалыча приезжать в Белореченск в отпуск вместе с внучкой — все знали, по каким делам он появился здесь.
Тепло было и приятно от этой простой человеческой доброты и приветливости.
Наконец отыскался человек, имеющий доступ в архив. Однако «рыться» в документах он не позволил без разрешения военкома. Пришлось обратиться в военкомат, и к тому времени, когда Антипов заполучил точный адрес Матвеева, поехать в Большие Горелики, как собирался, он не мог: отпуск у него был всего шесть дней.
А может, это и к лучшему, решил он. Сначала надо написать этому Матвееву, узнать, действительно ли Татьяна живет у него, посмотреть, как отнесется она к тому, что ее разыскали, — ведь не хотела же этого! А съездить всегда можно, Новгородчина не за горами от Ленинграда. Вот и Елена Александровна, женщина умная, так же считает. Она сама черкнула Татьяне записку и попросила вложить ее в конверт вместе с письмом.
Клавдия, конечно, воспротивится такому решению, понимал Захар Михалыч. Молодым нужно все сразу, они не хотят ничего откладывать. Однако, будет видно...
А жалко, по правде говоря, было Антипову покидать Белореченск. Он с удовольствием пожил бы здесь недельку-другую, так понравился ему городок.
— Приедете когда-нибудь! — Успокоила его Елена Александровна. — Наши старики говорят, что кто хоть раз побывал в Белореченске, обязательно вернется сюда.
— Все может быть, — вздохнул он, уверенный, что этого-то как раз и не случится.
— Вернется Татьяна — забирайте ее, внучку, все семейство свое и приезжайте погостить! Дом у меня просторный, сами видели, места на всех хватит, Захар Михайлович. Вы еще на озере не побывали!..
И кто бы тогда, в сорок пятом году, мог предположить из них, что слова Елены Александровны окажутся вещими словами, что спустя много-много лет вечные, пожизненные хлопоты Антипова заставят-таки вернуться его в Белореченск!..
По приезде в Ленинград он сразу же написал Матвееву и Татьяне. Теперь оставалось ждать ответа.
ГЛАВА XXVI
Дела на заготовительном участке мало-помалу выправлялись, налаживалась дисциплина, и оттого пробуждалась в Анатолии уверенность в своих силах, пробуждался интерес к работе, хотя все это пришло далеко не вдруг.
Первые дни опускались руки. Случалось, он готов был плюнуть на все, отречься от доверия, пойти к директору завода и честно признаться, что взялся не за свое дело, что не может и не умеет руководить и что лучше бы ему сидеть где-нибудь в отделе, а командовать разболтанной, неуправляемой ватагой мальчишек и девчонок — это не для него... Покуда мастер или он сам стоят над душой, они еще кое-как работают, шевелятся, ковыряются, но едва отойдет «начальство», тотчас разбегаются кто куда. Один, глядишь, загорает на берегу канала, возле плотины; другой на крышу забрался, а девчонки и вовсе уйдут в уборную и просиживают там часами — попробуй выкурить их оттуда. Какие уж нормы выработки, какое выполнение плана!
И повлиять на ребят нечем: заработок их не особенно интересует, потому что деньги обесценены, а карточка все равно рабочая — хоть на совесть работай, хоть лодыря гоняй с утра до вечера.
Скорее всего, Анатолий и отказался бы от своей должности, презрел самолюбие, если б не тесть, который, выслушав его жалобы, не стал выражать сочувствие, а навалился с упреками.