— Не сказал бы. — И почувствовал, что снова краснеет.
— Не надо, Анатолий Модестович. А вот если бы вы... — Она подняла глаза и пристально взглянула на него. — Словом, я хотела пригласить вас на свой день рождения. Это не очень шокирует вас?..
— Почему же... — Анатолий растерялся.
— В таком случае считайте, что получили приглашение.
— Когда?
— Сегодня.
— Сегодня не знаю... Все это неожиданно...
Они разговаривали в коридоре. Тут выглянула табельщица и сказала, что Анатолия просил зайти начальник цеха.
— Он ждет.
— До вечера, значит! — кивнула Артамонова и ушла.
«Не сумел отказаться!» — ругал себя Анатолий. Какой-то неприятный осадок остался в душе после этого нечаянного, как ему казалось, разговора. Точно его обманули, обвели вокруг пальца, а он так просто поддался на обман.
Зато беседа с Кузнецовым получилась легкой, без всяких околичностей и намеков.
Начальник ввел Анатолия в курс новых его обязанностей и даже посочувствовал, как бы подчеркнув этим, что отнюдь не считает его своим возможным конкурентом.
— Придется половину шишек вам принять на свою голову! — сказал весело. — Половина мне, половина — вам. Идет?
— А без них нельзя?
— Увы.
— Тогда ничего не остается, Николай Григорьевич.
— Страшновато?
— Немножко есть, — признался Анатолий.
— Обойдется. И, если не возражаете, один совет. Хотя, как известно, нет ничего проще, чем давать советы. С первого же, то есть с сегодняшнего, дня поставьте себя так, чтобы все поняли — вы руководитель и ваши распоряжения до́лжно не обсуждать, а выполнять.
— Но здесь не армия.
— Поэтому, прежде чем отдать распоряжение, взвесьте все, посоветуйтесь с народом. Тогда вам не придется завоевывать авторитет, — Кузнецов усмехнулся, — и искать уважения. И то и другое придет само. Будьте руководителем строгим, бескомпромиссным, но от людей, от коллектива не отрывайтесь и без нужды не напоминайте, что вы — начальник.
— Спасибо, Николай Григорьевич.
— Пообвыкнетесь, осмотритесь, и я наконец-то смогу уйти в отпуск. Надеюсь, месяца вам хватит?
— Не знаю.
— Хватит, хватит. Не прибедняйтесь!
По правде говоря, Анатолий забыл как-то о приглашении Артамоновой. Иначе он нашел бы возможность предупредить Клаву: она была свободна от дежурства. Или хотя бы позвонил в кузнечный цех, попросил бы передать тестю, что сегодня придет поздно. Но не сделал ни того, ни другого, а в самом конце смены к нему подошел Ван Ваныч и сказал, что Зинаида Алексеевна ждет их у себя к шести часам, а сама отпросилась с обеда...
Вот здесь он понял, что оказался в дурацком, безвыходном положении. Не поехать к Артамоновой — обидеть ее. Мало того, нажить себе врага. А уж она-то сумеет отомстить за оскорбление, сомневаться не приходится! Поехать — значило поступить нехорошо по отношению к жене, да и к тестю тоже. Чего доброго, получится семейный скандал!.. Прежде, правда, скандалов не случалось... Может, и теперь обойдется?..
— Давай, Модестович, поспешай! — поторапливал Ван Ваныч.
— Неудобно как-то, — неуверенно возразил Анатолий. — Дома ничего не знают.
— Делов-то куча! У тебя что, семеро по лавкам, а трое на печи? Или, может, тебя в ежовых рукавицах держат?..
А что тут особенного, успокоительно думал Анатолий, если он вместе с Ван Ванычем побывает в гостях?.. Работаем вместе, дело естественное...
— А кто-нибудь еще будет из цеха? — спросил он.
— Николай Григорьевич, а как же.
Это окончательно успокоило Анатолия. Кого-кого, а Кузнецова, да и Ван Ваныча тоже, тесть уважал и ставил высоко. Так что в случае семейных осложнений можно будет сослаться на них.
— Не тяни, Модестович, а то на поезд опоздаем. Осталось двадцать минут.
— Сейчас, попробую позвонить в кузнечный. — Он поднялся к себе в кабинет, но дозвониться не смог: никто не отвечал.
Все же чертовски противное настроение было у Анатолия, покуда они с Ван Ванычем добирались до квартиры Артамоновой, которая жила в центре Ленинграда. Едва не опоздали на поезд, еле-еле втиснулись в тамбур, и вообще Анатолий чувствовал себя как бы обманутым, как бы втянутым помимо своей воли и желания в неприятность, а самое гадкое, что не сумел, не смог отказаться, хотя считал, что именно так и должен был поступить. Конечно, можно было бы исправить положение — вернуться с дороги, но почему-то он стыдился Ван Ваныча, который откровенно радовался предстоящему застолью...
— Опаздываете, господа! — с шутливой озабоченностью встретила их Артамонова. — Четверть седьмого, и все уже собрались! Надо быть точным, Анатолий Модестович.
— Трамвая долго ждали, — оправдывался Ван Ваныч.
— Будем считать причину уважительной.
В комнате сидели Кузнецов и молодая женщина.
— Нина, — представилась она.
— Моя двоюродная сестра, — уточнила Артамонова.
— Анатолий...
— Модестович, — подхватила Нина и рассмеялась. — Наслышана о вас от Зины.
— Видал? — сказал Кузнецов, подмигивая. — Я же говорил когда-то, что берегись Зинаиду Алексеевну, опасная женщина!
— Она у нас прямо тигрица! — Нина сделала испуганные глаза.
— Интересно знать, почему же до сих пор нет ни одной жертвы этой тигрицы? — оглядываясь, сказала Артамонова.
— Жертвы на столе! — Ван Ваныч согнулся над столом, принюхиваясь и чмокая губами. — Прошу! — пригласила хозяйка.
«Ладно, — сказал себе Анатолий, — посижу часок-полтора и поеду. К десяти буду дома, ничего страшного...»
Кузнецов разлил в стопки водку — женщинам тоже — и предложил выпить за новорожденную.
— А я предлагаю сначала за успехи Анатолия Модестовича, — возразила Артамонова.
— Что вы, Зинаида Алексеевна... — смущенно пробормотал Анатолий.
— Не спорьте, пожалуйста! — И она выпила.
Разумеется, уйти не удалось ни через часок-полтора, ни через два. Где-то после третьей стопки, когда пили уже за здоровье и успехи всех присутствующих, сделалось легко, просто, собственное поведение перестало казаться предосудительным, а возможное объяснение с женой и с тестем ничуть не пугало. Ну, задержался немножко в компании... Ну, выпил... Что из того?.. Не каждый день он задерживается, в конце концов!
— Что это вы такой задумчивый? — наклоняясь к нему, шепнула Нина. — Давайте потанцуем!
— Я бы с удовольствием...
— Извините, — сказала она. И спросила: — Вы на каком фронте воевали?
— На Втором Украинском.
— А Зинин муж на Первом. Вы танкист?
— Нет. А почему вы решили, что я танкист?
— Так просто. — Она пожала плечами. — По-моему, до войны все мальчишки мечтали быть танкистами. Слушайте, какая замечательная песня!.. — Нина подняла руку и в такт мелодии мерно покачивала головой. — На итальянском, — прокомментировала она. — «После тебя я не буду любить...» Исполняет Тино Росси. Вам нравится?
— Честно говоря, я не очень силен в итальянском, — пьяно пошутил Анатолий.
Нина расхохоталась громко, заливисто.
— А вы, оказывается, большой шутник! Хотите выпить со мной?..
— Анатолий Модестович! — окликнула Артамонова. — Я буду ревновать!
— Нечего, нечего! — сказала Нина. — Танцуешь и танцуй, не мешай людям беседовать.
— Вот именно, — подхватил Кузнецов, беря Артамонову за талию.
— Ах вы дамский угодник!
— Как говорится, дорогая Зинаида Алексеевна, такова жизнь. В моем возрасте мужчинам только и остается, что угодничать! А вот Анатолий Модестович может реально угрожать женской добродетели!..
— Вы думаете? — Артамонова внимательно посмотрела на Анатолия, перевела взгляд на сестру и, пожав плечами, закружилась в танце...
Пожалуй, все сложилось бы иначе, если б Анатолий чуть раньше вспомнил, что и Ван Ваныч, и Кузнецов живут в городе — им не надо ехать поездом. А он забыл. Вернее, как-то не подумал об этом. Не подумал даже тогда, когда все вместе — около двенадцати ночи — вышли от Артамоновой и Нина попросила его проводить ее домой.