«Велики потоки крови ни в чем не повинных жертв. И неизмеримо велика вина военных преступников! Но больше всего велики прибыли тех, кто на войне греет руки!»
Ты знаешь, дорогой, это пугало уставилось на меня, словно перед ней был сам архангел Михаил-мститель. В конце концов она овладела собой и, ядовито бросив: «Я вас не понимаю!», пустилась к дверям, а я со словами «весьма сожалею» захлопнула за ней двери, едва не прищемив ей нос.
Обожаю, дорогой мой Ганзель, когда этакая сушеная старая дева поет нам песни про «великие времена». А теперь мне очень интересно: натравит это небесное создание полицию на мою голову или нет?
Вообще вчерашний день был весь вывернут наизнанку. Вечером у меня произошло еще одно столкновение, на этот раз в кругу семьи. Приехал в отпуск лейтенант О-ля-ля. Расхаживает как павлин, распустивший хвост; на героической груди красуется Железный крест. Аннемари плавает в блаженстве. Она в восторге. Она тоже получила отпуск. Разумеется, могла бы переодеться и не оставаться в своей униформе медсестры. Но она не расстается с ней, как и он со своей. (К читателю: Аннемари — младшая сестра Эльфриды. Работает медсестрой в лазарете в Котбусе. Лейтенант — ее жених.)
Вечером мы сидели за столом с папочкой и доктором Бартцем, в тесном семейном кругу, так сказать. Сначала этот летчик-лейтенант забавлял меня своим позерством и глупостью. Само собой, он рассказывал о своих героических деяниях.
«Мы поднялись в воздух, о-ля-ля! — перед нами английское побережье, о-ля-ля! Англичанин стрелял как сумасшедший, но мы — о-ля-ля! — побросали яички, с позволения сказать, о-ля-ля!»
В конце концов мне все это уже не только не было смешно, мне стало просто противно его слушать. Хотя бы одно это пошлое «о-ля-ля» чего стоит…
Этот олух царя небесного изрек ни больше и ни меньше как истину, что образованность — наше несчастье. Несчастье, которое, видит бог, его не постигло. То, что все в нашей стране читают и пишут, подавляет, по его мнению, естественные силы сопротивления нашего народа. Это было уже слишком, я не сдержалась:
«Значит, назад к невежеству, господин лейтенант?»
И представь себе, это четырехкопытное на полном серьезе отвечает:
«Фройляйн Эльфрида, — о-ля-ля! — вы изложили всю философию в кратчайшей формулировке».
Ты знаешь, я готова была взорваться. Но лишь холодно и с явной насмешкой сказала:
«Я знаю народ, который на все пошел для того, чтобы за несколько десятилетий ликвидировать неграмотность и темноту. Это не мы, господин лейтенант, нет, нет. Против этого народа мы ведем борьбу за обескультуривание».
Так как я не была уверена, что этот безголовый понял меня, я повторила:
«Ведем борьбу за бескультурье, верно?»
Он, оказывается, довольно хорошо меня понял, это было заметно по его кислому виду. Кто знает, что еще я наговорила бы, если бы папа не вмешался. Но после очередного «о-ля-ля» я вышла из комнаты…»
Обо всем писала своему возлюбленному Эльфрида. Этими письмами она прорывалась сквозь одиночество, на которое ее обрекала война.
«Одиночество — это пальто на теплой подкладке, — писала она в одном письме, — но сердцу под ним холодно. А вот каждая строчка, обращенная к тебе, согревает сердце, мой единственный».
Читала Эльфрида много, и мыслями о прочитанном тоже делилась с Гансом. О современных ей немецких писателях была невысокого мнения. Ни у кого из них не находила отражения подлинных мыслей и чувств, видела лишь увертливость и доктринерство. В одном письме Эльфрида привела цитаты из Пауля Эрнста, писателя, как она выразилась, официально высоко ценимого. (Известно, что он был любимым писателем Адольфа Гитлера.)
«Читал ли ты, дорогой мой Ганзель, небольшой рассказ Пауля Эрнста «Десять китайских придворных одежд»? Вообще-то вещь банальная, но одно место Эрнсту удалось. Некое посольство китайского императора в Риме испытывало денежные затруднения, и советникам посольства пришлось продать свои придворные одеяния. Их купил директор одного театра, но он не знает, что с ними делать, у него нет пьес о Китае, которые можно было бы поставить, и, таким образом, целесообразно воспользоваться покупкой. И он начал искать китайскую пьесу. Из опыта, приобретенного в первую мировую войну, Пауль Эрнст знает, что есть испытанный способ, как добыть китайскую пьесу. Рецепт уж доподлинно made in Germany[1]. Послушай. Цитирую:
«…Нам известно, что в последнюю войну немецкий народ совершал дела, которые прежде считались бы невыполнимыми. Если бы военному командованию понадобились, к примеру, такие пьесы, они, без сомнения, были бы представлены адресату в нужном количестве и в нужный срок. Но ведь немецкому народу тоже свойственна организованность. Имея свое военное командование, можно добиться чего угодно. Высшее военное командование отдает приказ генералам, генералы — полковникам, полковники — майорам, те — ротным, ротные — унтер-офицерам, а унтеры приказывают некоторому числу рядовых завтра в четырнадцать ноль-ноль построиться во дворе казармы и сочинить пьесу для использования китайских придворных одеяний».