— Was ist das?[14] — завопили из окон офицеры.
Дядя Нику показал им на семафор, который неожиданно опустился, запрещая дальнейший путь; затем он в сопровождении немца спустился на рельсы. Видя, что никто из станционных служащих не спешит показаться, он обошел вокруг паровоза, оглядел его с притворно-озабоченным видом, затем поднялся в кабину и показал унтер-офицеру на понизившийся уровень воды. Меня он послал отцепить паровоз от состава, и мы со скоростью улитки двинулись в обратную сторону, к водонапорной колонке. Я вспрыгнул на тендер и под угрюмым, недоверчивым взглядом одного из солдат направил шланг в отверстие бака… Но вода не потекла. Один из офицеров, толстый, смуглолицый, — он сел к нам еще до станции Фэурей и каждый раз, когда нам сразу не давали пути, угрожал дежурным по станции пистолетом — подошел к нашему паровозу. Увидев, что воды нет, офицер принялся грубо кричать на дядю Нику и с яростью угрожать ему оружием. Затем он подозвал нескольких солдат и вместе с ними отправился за начальником станции, который все еще не изъявлял желания нас встретить. Найдя его, немцы обрушились на него с криками, что нет ни капли воды, и угрожали расстрелом. Начальник станции, степенный, тихий, с ясным, как у ребенка, лицом, сперва, казалось, был в недоумении, делал вид, будто не понимает, о чем говорят немцы и за что ему угрожают. Лишь немного позже он вздрогнул, как бы очнувшись, знаками показал, что понял, и крикнул, вызывая кого-то из станционного здания. Появился еще один железнодорожник, который, видимо, до того времени попросту прятался; начальник станции велел ему пустить воду. Железнодорожник неторопливо прошел в дверцу водонапорной башни, и вскоре вода потекла, но так скупо, что нам потребовалось изрядное время для наполнения бака. Дядя Нику с путевым листом пошел к начальнику в кабинет.
— Вы прибыли раньше времени, — глянув на часы, проговорил начальник станции, когда они с дядей Нику остались одни. — И теперь вам придется стоять здесь не меньше двух часов, — добавил он тихо. — В Бузэу вы не должны прибыть раньше восьми… А там получите новое распоряжение…
Когда мы выезжали со станции Чилибя, начальник станции стоял на перроне, глядел на часы и сдержанно, едва приметно улыбался уголками губ. Мы простояли на станции значительно дольше двух часов, и теперь следовало в самом деле торопиться, чтобы к семи поспеть в Бузэу.
Однако все эти события усилили недоверчивость и бдительность немцев — они стали предусмотрительнее. Те, которых они приставили следить за нами на паровозе, уже ни на миг не выпускали автоматов из рук, наблюдая за каждым нашим шагом; те же, что были в вагонах, встали в дверях и у окон, в любой момент готовые стрелять. Встревоженным выглядел и дядя Нику.
В Бузэу мы ворвались на полном ходу, с долгим, оглушительным свистом. По перрону и вокруг вокзала, по ближним и дальним улицам, возле депо и вереницы пакгаузов — всюду расхаживали румынские часовые, были расставлены пулеметы, несколько орудий. Дядя Нику обернулся ко мне, глаза у него сияли. Немцев сразу покинула храбрость, однако они не ушли ни от окон, ни от пулеметов, установленных снаружи — на платформах и крышах вагонов. Снова сошел толстый офицер и твердым и размеренным шагом принялся разгуливать вдоль состава — так, что щебень скрипел у него под подошвами. Два осмотрщика вагонов, ожидавшие нас с молотками в руках, начали со всех сторон оглядывать и обстукивать колеса; затем дежурный стал записывать номера вагонов и пристально разглядывать, чем загружен каждый из них. От него мы узнали: в Плоешти все еще идет бой, и здесь, в Бузэу, на аэродроме в Зилиште, а также на дороге, что ведет к повороту на Бузэу и дальше на Ардеал, идет бой с немцами.
Мы надеялись, что наш рейс завершится здесь, в Бузэу, ожидали, что наши, захватившие станцию, атакуют и разоружат немцев. Однако мы ошиблись: были приняты все меры, чтобы помешать немцам выйти из вагонов и избежать схватки с ними. Ловушка, как выяснилось позже, была приготовлена для них впереди, там, где мы и не предполагали. Потому я и дядя Нику прямо остолбенели от удивления, когда увидели начальника станции на путях с зеленым флажком, разрешающим нам следовать на Плоешти. По левую руку от него таким же, как и он, мерным шагом шествовал деповский рабочий, одетый в почерневшую от мазута и угля спецовку; время от времени он внимательно оглядывал вагоны с немцами. Начальник станции взял наш путевой лист и принялся рассматривать его и писать какие-то цифры — якобы для дела. При этом, не отрывая глаз от документа, он бормотал вполголоса, так, чтобы немцы не могли его понять: