— Это я его пригласил, — сообщаю императору.
У того слегка вытягивается физиономия.
— Так о нëм уже всем известно? — с неясной угрозой произносит он.
Я прямо физически ощущаю исходящее от него давление. Император ЦиРИ явно не привык, чтобы ему противоречили. И любой, в ком есть хоть капля благоразумия, не стал бы этого делать.
Беда в том, что сожрать тебя он в любом случае попытается, хоть мëртвым притворяйся.
Но если сопротивляться, будет хоть какой-то шанс.
— Только мне, — спокойно произношу, отслеживая реакцию монарха. Кажется, он выдыхает с облегчением. — У нас с Иваном Васильевичем особые договорённости, так что за конфиденциальность можете быть спокойны.
Император согласно кивает, но его взгляд, мимоходом брошенный на сына, не сулит тому ничего хорошего.
— Тогда ты должен знать суть моего предложения, — буквально выплёвывает он.
Безмятежно отпиваю из чашки ещё один глоток.
— Хотел бы услышать об этом от вас лично, — отвечаю уклончиво. Лишь бы не подумал, что я ни сном, ни духом. — Чтобы удостовериться в том, что всё правильно понимаю.
Император некультурно ставит локти на стол и опирается на сцепленные в замок ладони.
— Мне нужно, чтобы твоя команда в полном составе вступила во ВладеМир, а после ротации передала ему все свои находки.
— Зачем? — вырывается у меня.
— Также мне нужно, — не обращает внимания на мой вопрос император, — чтобы после ротации ты передал командование Нейрофронтом Твоему Папке. Естественно, я всё тебе компенсирую. И твоей подруге тоже.
— Могу я узнать, с какой целью? — не сдаюсь я.
— Он планирует после ротации представить меня общественности, — нагло тычет пальцем в отца Иван. — Для этого ему надо, чтоб я был признанным героем. Пиар и пропаганда в одном флаконе.
— Сам виноват, — слегка раздражается монарх. — Никто не заставлял тебя идти на поводу у Андрея. Слушал бы меня — был бы здоров.
Иван задирает голову вверх и смеётся — громко и фальшиво. Потом легко толкает меня в плечо:
— Прикинь, он сейчас всех своих бывших проверяет — вдруг где бастард всё-таки завалялся. Говорит, что даже на девку согласен, лишь бы не я.
Хоть убей, не понимаю, в чём соль этих разборок!
— Почему?
— Правда не въезжаешь? — снова смеётся Папка. — Не может он, видите ли, власть инвалиду передать. Свой пресвятой дом Емельяновых опозорить боится, прикинь?
Император подскакивает с места, опрокидывая стул, и грохает по столу так, что чашки с пирожными подскакивают!
— Да что ты понимаешь, ничтожество! — громовым голосом вопит он. Да так, что хочется зажать уши руками. — Не все же непутёвые, как ты и твой братец! Кто-то и о государстве подумать должен! Великие дома слабака вроде тебя тонким слоем размажут и не заметят! Хочешь псу под хвост пустить всю двухсотпятидесятилетнюю историю страны? Не позволю!!!
На последней фразе взбесившийся император снова грохает по столу. Задетая его рукой чашка летит на пол, расплёскивая недопитое.
Со стороны дверей раздаётся звонкое цоканье.
Стоящая там миловидная рыжеволосая женщина в тёмно-синем деловом костюме укоризненно качает головой:
— Хватит детей пугать, Ваше величество. Тебя в другом конце здания слышно.
Её зелёные глаза такие яркие, что кажется, будто в них вставлены линзы.
Император раздражённо отмахивается.
— Плевать, — всё же говорит чуть тише. — Сколько раз я тебя предупреждал, чтоб этот олух мне на глаза не показывался?
— «Этот олух» вообще-то — твой родной сын, — презрительно бросает женщина, подходя ближе. — К старшему тоже хоть раз мог бы зайти. Такое ощущение, что на него тебе тоже плевать.
Эти слова, кажется, сильно задевают темпераментного правителя.
— После того, что он сотворил — конечно! — повышает голос он. — А сдохнет — так туда ему и дорога!
Иван тоже вскакивает со стула — хорошо хоть, не опрокинул! — и быстро ухрамывает из переговорной. Очень хочется последовать его примеру, но совсем не хочется выбесить императора ещё сильнее. Этому и родного сына прибить раз плюнуть, не то что левого чувака вроде меня.
— Выйди тоже, мальчик, — словно читает мои мысли женщина. — Нам с Его величеством нужно ооочень серьёзно поговорить.