Бабушка открыла дверь и вскрикнула: «Алексей!» — а он, не снимая рюкзака, обнял, поцеловал ее и побледнел, увидев, что она сильно похудела и у нее дрожат руки.
— Плоха стала очень? — пытливо посмотрела она на Лешку, а он не подал вида, сказал, что она выглядит хорошо, и улыбался, пытаясь создать веселье, но это ему не очень удавалось.
Он рассказывал с гордостью и пафосом о работе на буровой и шутливо о том, как один электросварщик, сачкуя, спрятался и уснул в газопроводной трубе, что эту трубу начали приваривать, он стал биться, орать, а то там и остался бы. Бабушка широко открывала глаза, поднимала ресницы, смеялась, но руки у нее дрожали и во время разговора, и когда она накрывала на стол, а когда несла чайник, то даже покачнулась. Лешка тут же вскочил, взял чайник из ее рук и потом уже ничего не позволял делать и готовить до самого отъезда. Бабушка напомнила ему Афоню Гвоздева — самого опытного в бригаде рабочего. До буровой он работал в Норильске на никелевой шахте. Лешку пугал землисто-серый цвет его лица, впалые щеки и кашель, не прекращающийся в самые жаркие дни. Казалось, при жизни на лице Афони поселилась смерть. «Ничего, — откашлявшись, говорил Гвоздев, — зато на воздухе, на воздухе всегда хорошо!» Лешка не очень понимал смысл этих слов, только после смерти Афони на поминках их объяснила его жена: «Он всегда хотел работать на воздухе. Ему предлагали, но он не шел. Наверху заработок вдвое меньше. А в шахте воды по колено. Там он и силикоз заработал, и ревматизм, а сервизы, он китайский фарфор уважал, шесть сервизов купил, они ему не пригодились, и мне ни к чему, принимать некого. Сюда приехал — хотел заработать и здоровье поправить, говорил: «Здесь хорошо, здесь на воздухе, тут я долго жить буду!» Недолго пришлось…»
Лешка смотрел на бабушку и вспоминал Афоню Гвоздева, старался отбросить грустные мысли, но постоянно возвращался к ним, глядя на старую мебель, на дедушкины фотографии, на пожелтевшие стены. Отца Лешка не видел и ничего толком о нем не знал, кроме того, что он оставил мать после Лешкиного появления на свет. Лешка жил с отчимом, человеком добрым, не бросившим его после смерти матери. Четыре года Лешка проучился в Москве, и эти годы навсегда остались в его памяти прекрасным временем. Старики не очень баловали его, но занимались с ним, много беседовали, и одноклассники были интересные ребята. Запомнились волейбольные тренировки в «Спартаке» под руководством мастера спорта, который мог не только рассказать о том или ином элементе, но и показать его. Лешка доставал в защите самые трудные мячи, в нападении мог обыграть самый плотный блок соперников, и каждый удачный бросок, каждый точный удар делали его более уверенным и на площадке, и в жизни. После восьмого класса Лешка вернулся к отчиму, поступил в техническое училище и стал учиться на буровика. Он пошел на это сознательно, зная о трудностях, но желая быть самостоятельным и надеясь в жизни на самого себя. Отчим настаивал на учении в институте, и бабушка чуть не умоляла об этом, приводя разные доводы и призывая на помощь память о матери, но Лешка стоял на своем — не хотел четыре года быть кому-нибудь обузой. «Вы старые, — говорил он отчиму и бабушке, — я вам помогать должен, а не вы мне. Я заочно учиться буду!» Но пока он документы в институт не отправлял, думая сначала получить отдельную комнату, устроить личную жизнь. Он работал и много читал. К чтению его приучила бабушка. Покупал почти всю художественную литературу, что поступала в книжный магазин «Прометей». Лешка с трудом, часто не все понимая, одолевал стихи, а в последнее время увлекся книгами, где рассказывалось о жизни замечательных и не очень счастливых людей.
Бабушка была у него единственной родственницей, и пусть они виделись раз в два года, но одно сознание, что у него есть родной человек, которому можно написать, позвонить, с которым можно посоветоваться и просто поговорить о наболевшем, о потаенном, есть человек, думающий о тебе, одно сознание этого в самые трудные минуты поддерживало Лешку Кубыкина и освобождало от вязких пут одиночества.
— Я к тебе, бабушка, еще летом приеду! — насколько мог бодро проговорил Лешка. — В отпуск!
— Зачем? Ты к морю поезжай! Загорай, покупайся! — удивленно произнесла бабушка.
— Видали мы это море! Купались, загорали! — небрежно вымолвил Лешка. — Лучше, чем у тебя, мне не бывает. Честное слово, никакие юга не нужны! А сейчас я приехал в важную командировку!