— Нервы, товарищ Полипов, — усмехнулся Свиридов. — Вы все еще не оставили надежды? А пора бы.
Да, пора бы. Десять лет прошло со времени ее замужества, сын у Лизы уже большой. Со дня свадьбы едва ли год-полтора в общей сложности жила она с Антоном — остальное время он проводил в тюрьмах, побегах, снова в тюрьмах. Февральская революция освободила его из забайкальских каторжных рудников, а после Октября он уехал в Томск. И смешно Полипову было иногда, и горько: на что надеялся десять лет назад, когда решился на предательство? И все-таки до сих пор не может оставить своей надежды. Сам давно понимает, что все это несбыточно, а не может. И до сих пор живет холостяком, неуютной, неприкаянной жизнью, один как перст в огромном и гулком отцовском доме. Где отец с матерью, живы ли они — Полипов не знал. После национализации городского банка, в котором отец держал, видимо, значительные ценности, он поскучнел, осунулся, согнулся. И в январе 1918 года, бросив дом и пустые лавки, исчез вместе с матерью из города, отправив по почте сыну письмо: «Будьте вы прокляты все… А ты, любезный сынок, в первую очередь…»
Полипов был рад даже, что отец поступил таким образом, вздохнул с облегчением. Рано или поздно ему пришлось бы что-то предпринимать в отношении родителей. А теперь, если переворот удастся, родители вернутся, узнают о нем всю правду, отец возьмет назад свое проклятье.
Свиридов нервно поглядывал на часы. Невдалеке раздался паровозный гудок, на стрелках застучали колеса подходящего поезда.
Из ближайшего переулка, из темноты, послышался детский голос:
Полипов сразу узнал — это Юрка, сын Лизы. И через несколько секунд он появился сам — в чистой, отутюженной рубашке, с приглаженными лохмами волос, а следом Лиза и Ульяна Федоровна с узлами и чемоданами.
— Петр! — воскликнула Лиза. Глаза ее обеспокоенно поблескивали. — Спасибо, что пришел Антона встретить.
— Я тебя пришел проводить…
— Что происходит в городе? По улицам маршируют колонны чехословаков.
— Ничего особенного, — подал голос Свиридов. — Они пошли на помывку в баню.
Ульяна Федоровна опустила на землю тяжелый узел.
— Господи, и Митрофана чего-то нету… Ведь обещал подойти. Так и не вылазит из этой своей Чеки, пропади она пропадом.
Бывший плотник, Митрофан Иванович Савельев после Октября работал в Чека, дома почти не ночевал. Последние несколько дней он вообще в семье не появлялся, сегодня после обеда сообщил через посыльного, что придет на вокзал повидаться с племянником.
— Лизавета, чего стоим-то? — вновь схватилась за узлы Ульяна Федоровна. — Кажись, поезд уже пришел.
— В вокзал нельзя, — сказал Свиридов. — Антон сам сюда придет.
— Это как нельзя? — Ульяна Федоровна взглянула на Свиридова. — Ты кто таков?
Свиридов отвернулся. Полипов торопливо схватил Лизины руки.
— Что ж, до свидания… Что ж… желаю счастья.
Ладони Полипова были горячими, потными, мелко дрожали. Он дернул уголком рта и, не оглядываясь, быстро ушел в темноту.
Дальнейшее произошло в несколько минут. Сперва на перроне послышались галдеж, крики, какие-то команды на чужом языке. Потом через калитку повалили толпы пассажиров.
И вдруг где-то близко от вокзала, в городе, вспыхнула стрельба, но тотчас смолкла.
— Что это? Что это?! — закричала, бледнея, Лиза.
— Ничего особенного, — ухмыльнулся Свиридов. — Наши люди расстреливают своих врагов.
— Каких врагов? Какие люди? И вы действительно кто такой? Я вас где-то видела, кажется.
Свиридов не ответил.
Антон появился неожиданно, вывернулся из толпы.
— Лиза! Сынок! — Он подхватил Юрку, поднял, прижал к себе. Потом обнял жену. — Лиза, Лиза! Что у вас тут происходит? Почему стреляют? Что здесь происходит?
— Ничего особенного, — ответил Свиридов, подходя к Антону. — Уничтожают Советскую власть.
— Вы, Свиридов? — Антон отступил на шаг. — Что вы сказали? Свиридов еще медлил какие-то секунды и сказал вяло, как бы нехотя:
— Взять его. Забрать и этих двух баб. Да и этого щенка тоже на всякий случай.
Белочешская контрразведка зверствовала в городе вовсю. В лесу за речкой Каменкой день и ночь шли расстрелы.
После переворота прошло три недели. Полипов жил в подвале окраинного домика, принадлежавшего пожилому новопиколаевскому извозчику и старому члену РСДРП Василию Степановичу Засухину, в город почти не выходил.