Тот, еще в бытность свою участковым, взялся раскрыть какую-то кражу в колхозе, в качестве подозреваемого выбрал Пирсова, затащил его в свой кабинет и изрядно избил. Потом выяснилось, что бедолага не причем. Председатель вроде даже извинился тогда, но по пьянее все равно съезжал Пирсову по многострадальной морде.
Ну а теперь нате вам: не одну неделю трезвый и даже побритый каждый день. Ну? Ну разве ж не в ведьме дело? В ней! Так бабы решили твердо и бесповоротно.
Источником всей этой досужей болтовни стало сельпо. Доселе почти всегда пустовавшее, отныне оно превратилось в средоточие новостей – часто вымышленных – про «ведьму». Однажды туда угораздило зайти Яну. В полдень. В майке с черепом, закрывавшей глаз челке и татуировке на плече. Обтягивающие джинсы и непривычные взору баб кеды не делали картину в их глазах благостной. В сельпо повисла тишина.
Клавкина дебелая сестра, с обесцвеченными гидроперитом волосами, ярко накрашенными губами и явно лишним весом, дополненным целлюлитом на ляжках, глядя на Яну, почти безошибочно определила, что они ровесницы.
Товар – пачку сигарет, бутылку пива и пару йогуртов, отпустила, скрипя зубы. Молча. Но уже на самом выходе, на пороге, Яна услышала шипение: «****овать пошла».
Не ответила ничего, даже Бляшкину не сказала, хотя и понимала, чем это может обернуться для злобного работника торговли. Яна только остановилась, уже переступив порог, не спеша достала сигарету, щелкнула зажигалкой, затянулась, тоже не спеша, повернулась к Клавкиной сестре и улыбнулась. Одним, не закрытым челкой, глазом. И не спеша ушла. Клавкину сестру аж передернуло от злобы и будто током ударило. Была б ее воля – лично б удавила.
Между тем в деревне бабы и взаправду решили, что взявшаяся ниоткуда бухгалтер – ведьма, приворожившая председателя. «Доводом» стал не только столь необычный для деревни прикид, но проживание в бывшем Митькином доме. А его прежний хозяин тоже ведь считался колдуном. Только отношение к нему было иное, по причинам, вполне понятным: свой он был, а не чужой. В этом и весь сказ. И еще после посещения Яной сельпо Клавкина сестра все не унималась и словно завороженная твердила, что, мол, глаз у ведьмы дурной и сглазит она все деревню.
В общем, решено было нового бухгалтера извести. Вопрос только: как? Бока намять нельзя – боялись Бляшкина. Узнай он – зашибет ведь. Решили, было, убедить председателеву жену поговорить с бухгалтером и спровадить ее, откуда приехала: мол, это ж в интересах самой Бляшкиной, но та только рукой махнула. И с мужем не разговаривала и «ведьму» изводить не собиралась.
Бабы гадали: отравить? А как? Она ж обедала с правлении, а к бывшему Митькиному дому суеверные бабы подходить побаивались.
А как-то раз, вечером, когда Клавикна сестра уже собиралась закрывать сельпо, ввалилась туда сама Клавка. Поддатая и дышащая перегаром, она пробормотала: «Сжечь надоть дом Митькин, с ведьмой». Стоявшие подле сельповских дверей бабы сначала оторопели от такого предложения, а потом задумались. Крепко.
Глава 7
Слухи, словно утренний туман, наползали на деревню каждый день: корова у тети Нины захворала – ведьма виновата. Она ж, змея подколодная, в правлении энтом и колдует. А от него до тетьнининого дома рукой подать. Федька-тракторист полез по пьяни в пруд купаться и утоп. Ну? Ведьмино ж дело.
Да, кто-то и не особо верил во все это, но побивались Яну – почти все. Поздними вечерами, а то и ночами подбирались нехожеными задами к Митькиному дому – смотреть, значит, что там она ворожит. Кто подбирался? Да все больше пацаны местные. Но иной раз и бабы, в резиновых – а кто и кирзовых – сапогах, душегрейках и растянутых на коленях тренировочных. Мужей с собой не брали принципиально. Хотя некоторые настоятельно просились.
Не видели ничего. Электричество в доме Бляшкин восстановил, но Яна, возвращаясь с работы, разве что сидя на кое-как починенном руками председателя пороге выкуривала сигарету на ночь. Все. Свет же почти не включала. Последнее настораживало Клавку, ее сестру и других баб еще больше. Думали: вот точно впотьмах ворожит. Змея. И начинали ненавидеть ее еще больше.
В общем, сжечь решили дом Митькин, а там, полагали, и ведьма сгинет. Жить же ей станет негде. Не к Бляшкину ж она переселится. Тот ее исправно провожал под укоризненные взоры некоторых баб и завистливые – мужиков. Но в дом так ни разу, после того как электричество сладил, и не зашел. Да Яна и не приглашала.