Повис. Лежит. Поскрёб задними лапами, пытаясь перенести вес своего тела наперёд, но быстро устал. Опять повис.
Отдыхает.
Сенька распахнула второе окно, впустив в дом свежий воздух и солнечный свет, и пожалела своего котофея. В конце концов, он у неё один в этом мире остался. Да и в родном мире у Еси никого, кроме Митрофана, не было. Сама ведь разбаловала и раскормила, выходит, тоже виновата в возникшей ситуации и его скверном характере.
Только вот смех сдержать не удалось.
Заметив приближение своего двуногого питомца, Митрофан усиленно заработал задними лапами снова, пытаясь уже хотя бы свеситься вниз, если не подтянуться, и злобно кривлялся, время от времени показывая розовый язык.
— Я помогу, не глупи. — отсмеявшись, проговорила девушка, подняв шипящего кота на руки.
— Я сам мог!
— Мог, мог… — закатила глаза ведьма, наконец-то имея возможность осмотреться в своих владениях.
На Есю смотрел прилавок. Огромная стойка из голубой плиты, стоящая на таком же куске камня, располагалась аккурат напротив двери, занимая собой в ширину почти всё помещение. Сбоку, совсем в небольшом проходе, навевала уныние трухлявая деревянная лестница. Рядом с ней запертая дверь, слетевшая с одной петли. На стыке дверной лутки раскинулась величественная паутина, сверкая в солнечных, проникающих в помещение лучах. Собственно в этих лучах сверкала и поднятая с пола пыль.
— Да уж…— глубокомысленно протянула ведьма, почесав обескураженного кота за нервно подрагивающим ушком.
— Обманули… — жалобно заскулил Митрофан. Будто он и не кот вовсе, а собака, которой дверями хвост зажало. — Где шелка, Сенька? Где золото, Сенька? — встрепенувшись, кот воинственно вздыбил шерсть. — Ну-ка отпусти меня! Я сейчас двуколку догоню и демону хар-р-рю подр-р-рихтую!
Есения улыбнулась, глубоко вздохнув. В отличие от меркантильного тварюшки, девушка прекрасно понимала, что просто так не то, что шелков и золота не будет — не будет даже половой тряпки и медяшки.
Шелка, золото, богатства… Что там ещё ей обещал рогатый? Не суть. Речь шла не о подарках, теперь Еся это прекрасно понимала, речь шла о возможности заработать это всё. Он дал ей работу, которая...
А впрочем, что которая?! Она-то не ведьма! Соответственно и никакого достатка ей не видать.
Придётся Митрофану смириться. Или ей опять колдануть при Верховном, чтоб кот умерил свои словесные реки и аппетиты.
"Тут бы выжить…" — подумала ведьмочка, любуясь парящей в солнечных лучах пылью.
...и убраться.
Насчёт дармовых половых тряпок Сенька ошиблась. Этого добра оказалось в захламлённой кладовке столько, что не на одну, а на все пять таких уборок хватит. Здесь же нашлись и ведра с тазами, и пустые пузырьки с колбочками, чьи-то расчёты на покрытых пылью листах, две метлы, совок с длинной ручкой, медный таз и огромный котёл! Котёл впечатлил больше всего.
— Настоящий. Ведьминский… — потрясённо выдохнула Еся. — Это на самом деле лавка ведьмы, Митрофан! Здесь жила ведьма!
Щурясь на солнышке, кот сидел на прилавке, ни на йоту не разделяя радости Еськи.
— И что? — лениво буркнул он. — Если эта ведьма не воскр-р-реснет и не поможет тебе убр-р-раться, я не вижу пр-р-ричин для такой р-радости.
Девушка отмахнулась от кота. Зачем вообще ему что-то говорила? Видела же, как тот расстроен и подавлен открывшимися обстоятельствами.
— Мир вокруг тебя, не как ты, не чёрный, Митрофан. — хохотнув, ведьмочка, окрылённая своим поразительным открытием, углубилась в кладовую, воодушевлённо разбирая залежи всяких разностей.
Здесь ведь могут быть всякие полезности, ведьминские штучки или даже запасы зелий и настоек, книги, рукописи и множество всего интересного. Нужно просто как следует обыскать дом. Возможно, Есенька поживёт гораздо дольше, чем предрекла сама себе?
— Угу. Он сер-р-рый. — подытожил недовольный и жутко обиженный кот, свернувшись клубочком и прикрыв глаза.
Кошачьи глаза едва не прослезились, вспоминая родную избушку и полюбившиеся окрестности. Скромно, конечно, но зато чисто и часто-сытно-вкусно кормили.
А здесь?
— Ну это мы ещё посмотрим! — фыркнула ведьма, заприметив вверху на полке огромный сундук. — Красота какая…
Вся красота — метр на метр коричневой кожи, да две бляхи, в которые были продеты протёртые ремни. Но для Сеньки же, это пыльное, потрёпанное, должно быть, не одним поколением и временем вместилище было самым настоящим чудом.