Тут захныкал, заворочался Сенечка, и Варя отвлеклась на него. Да, сыночку пора вставать.
Кононова переодела малыша после сна, подогрела ему протертый супчик, усадила обедать. Они с Даниловым решили по новейшей методе обучать ребеночка есть самостоятельно, и парнишка с помощью пластмассовой ложки уделывал обыкновенно собственное лицо до бровей и ушей, а также распашонку, стол и кормящего – ну и в рот кое-что попадало. Зато независимость.
После обеда Варя его помыла, держа на одной руке над ванной.
На улице было слишком жарко, и молодая мама решила на вторую прогулку его не вести. Пусть посидит в манеже в прохладе генеральской квартиры, поиграет сам с машинками и игрушками. Сеня рос покладистым и самодостаточным малым, и его не требовалось постоянно развлекать, мог и сам себя занимать довольно изрядное время.
Варе хотелось хоть как-то довести до ума начатое предприятие. Если она не нашла подходящей фотки их с Даниловым, решила отыскать другую – из тех, что наметила, – на которой была запечатлена она сама, но маленькая, с родителями. Таких имелось совсем немного. В ту пору, когда мама с папой были живы, не началась эпоха «мыльниц» и проявки-печати в лабораториях «Кодак». Снимали советским фотоаппаратом на черно-белую пленку, а потом папа (Кононова хорошо помнила) отдавал ее в лабораторию в своем институте, чтоб там напечатали.
И вот один из конечных совместных альбомов. Отец, мама и Варя, все втроем, отдыхают в Пицунде. Ей лет девять-десять, и это последнее безмятежное курортное время в Абхазии. Даже она, ребенок, чувствовала тогда разлившееся в воздухе напряжение, а потом, едва успели они уехать в Москву, там началась война между грузинами и абхазами. Но все равно: широкие пляжи и безмятежное солнце, мама с папой расслаблены, и улыбаются, и много времени уделяют ей: играют, читают, учат плавать с маской и трубкой. Вот один прекрасный снимок: они втроем стоят на небольшой плотине ГЭС – их повезли тогда в новоафонские пещеры, папа все-таки был директор оборонного НИИ и генерал, и на экскурсии всю семью отправляли с сопровождающим на «Волге». Тогда, помнится, пещеры произвели на девочку Варечку колоссальное впечатление: огромные, как соборы или вокзалы, а там, внутри, настоящее метро ездит.
На черно-белой фотке на плотине они с родителями прекрасны: легкие, улыбающиеся, – однако слишком дальний план, лица маленькие для того, чтобы повесить на стену в гостиной. Надо найти что-то более крупное. Варя стала перелистывать альбом – он был настоящий олдскульный, огромный, как плита, а внутри карточки крепились в специальные полукруглые пазы. И вдруг: на фотке из того абхазского времени конца восьмидесятых, где изображены мама с папой за столом (видимо, это какое-то уличное кафе – граненые стаканы с вином, шашлык на картонных тарелочках), рядом с ними вдруг оказался улыбающийся человек, один в один похожий на капитана Вежнева.
Как это может быть?! Вежнев?! Во взрослом виде? В 1989 году? Да он тогда если и родился, было ему годика два-три!
Но на карточке точно Вежнев! Высокий красавец улыбается всеми своими огромными зубами в объектив. Как такое возможно?!
В остолбенении Варя стала перелистывать плотные картонные листы дальше. И снова увидела Вежнева рядом с родителями! Такого не было никогда, она же помнит и то время, и те фото, сто раз их пересматривала! Отец, мама и Вежнев стоят на самом берегу, ласковые волны почти касаются их ног, все трое держат оборудование для снорклинга – тогда такого слова не знали, не слыхивали, а называли просто, в одно слово: маска-ласты-трубка.
Все улыбаются, и Вежнев опять выставил ослепительную улыбку – он, как и в настоящей жизни, очень высокий и мускулистый, выше отца как минимум на голову.
Да что же такое происходит!?
Варя стала листать дальше. Больше в альбоме Вежнева не появлялось, но и найти подходящий снимок не удалось – все настроение пропало.
– Ма-ма! – требовательно позвал из своего манежа Сенечка.
Она с облегчением захлопнула тяжелый альбом и бросилась к нему.
Данилов
Алексей не стал рассказывать Варе свой ужасный ночной кошмар.
Возможно, они обсудят позже – но не сейчас. Не по горячим следам.
В свой выходной понедельник Данилов для начала доубирал вчерашнюю, брошенную на полуслове посуду, а потом напился кофе и уехал в автосервис.
Его любимый железный конь давно требовал профилактики. Из сервиса три раза звонили, приглашали.
С тех пор как хорошую новую европейскую машину купить стало проблематично, Данилов к своей заслуженной, бывалой начал относиться с особенной ревностью. Хотелось, чтобы она ему прослужила как можно дольше – хотя вчерашний сон демонстрировал, что к тридцать пятому году у него все равно появится китайская. Но «китайца» в собственности мечталось отменить – как и все прочее, предсказанное сном: свары с супругой, свои собственные приключения на стороне (которые, возможно, случились, не на пустом же месте Варвара начала на него наезжать). И главное, трагедию с сыночком.