— Это твоя мать кричит на всех углах, что вытравит всех ведьм в округе, а отец - тряпка?
Почему стало так обидно? Они бросили её, оставили на участь бродяжки и голодную смерть. Они, наверное, правда ненавидят её. И больше не хотят с ней знаться. Так почему же ей сейчас так обидно и стыдно не за себя, грязную неряшку, а за них? За недалёкую мать и боязливого отца? Эти люди ей больше не семья, они больше никак не связаны — разве что кровью, но решает ли она что-то сейчас? Фамилия эта осталась простой формальностью и, скорее всего, никогда больше не пригодится.
— Да.
Щеки пылали от стыда. Женщина презрительно скривилась.
— Что ты делаешь здесь? В таком виде?
Ответа не нашлось. Ей до сих пор было сложно и даже страшно говорить о том, что из дома её выгнали. Женщина долго, выжидающе смотрела на Фелисию, потом со вздохом выпрямилась. Мельком глянула на сына, легко покачала головой, будто сожалея о чем-то. Мальчик же всё это время был занят разглядыванием девочки — она ощущала лёгкое давление, как иногда бывало при общении с особо настойчивыми духами. Мёртвым всегда нравилось, когда им что-то рассказывали и те обижались, когда рыжая отказывала. Она почти ничего не умела, кроме как общаться с невидимыми, для людей, сущностями и различать их слабую энергетику. Призраки и духи все обладают силой, большой или маленькой. Люди её не постигли, но от мальчика веяло странно знакомым ощущением. Такое же ощущала Фел вокруг себя, когда тайком, с огромным трудом заставляла руки чуть светиться и залечивать себе небольшие ранки.
Женщина огляделась по сторонам: каждый проходил мимо и был погружен в свои дела. Людям совершенно не было дела до судьбы, что вершилась у них под самым боком.
— Пойдем, дитя, — черноглазая взяла Фелисию за руку и потянула за собой. Мальчишка смотрел на это уже с удивлением и возникшей неприязнью. Он насупился, на несколько секунд замер на месте, потом нагнал их. Растерянная, и совершенно обескураженная происходящим, девочка обернулась: на неё с любопытством смотрел Пол, стаскивая с головы шляпку. Потом она оборачивалась ещё несколько раз: мальчик оставался в том же положении и если девочка была чуть ближе, то увидела бы, как губы у него трясутся, а в глазах страх за новую подругу. Конечно, эта девчонка казалась весьма странной, но эту женщину практически все в городе знали, как далеко не самую чистую душу. Взять хоть то, что растит сына без мужа. У любого, кто хоть когда-то говорил с ней, было впечатление одно: необъяснимый страх и волнение при встрече с глазу на глаз.
Дэниал шел по другую сторону от матери, порой внимательно поглядывая на девочку, о чём-то, видимо, очень сильно хотел спросить мать, но не решался. Немой вопрос таял в воздухе, оставляя Фелисии чувство неловкости. Страх внезапно пропал. Рука женщины оказалась холодной, но не такой, чтобы выдёргивать ладонь. Она вдруг поняла, что женщина такая только снаружи. Да, она производила впечатление строгой, но при этом могла подарить и тепло, если того требовал случай. И голос её может быть бархатным не только по нужде. Она может говорить мягко, нежно и руки у неё, в отличии от рук матери... Как бы это сказать... Осторожные. Не грубые и неотесанные, а такие же, как и голос: холодные.
Но, как известно, если идёт крупный снег, а ветра нет — будет тепло.
— Куда мы идём? — решилась всё-таки она на вопрос, робко подняв взгляд на женщину.
— Домой, — невозмутимо ответила она.
Домой? К ним? Зачем? Страх снова сжался маленьким комком в груди.
— Не волнуйся, — подал голос мальчишка, перемещаясь в ней ближе. — Теперь тебя не тронут.
В его голосе звучала уверенность и напускная удаль. Женщина фыркнула, но Фел успела заметить мимолетную, тёплую улыбку. Всё-таки оказалась права. Она не только метель, но и мягкий снег, крупными хлопьями оседающий на волосы.
Фелисии всегда было так проще воспринимать мир: через образы. Как бы "читать" человека и никакими словами девочка объяснить это не могла. Надо было просто... чувствовать. Когда ты видишь перед собой Мэри, а чувствуешь звенящую сталь меча в крепкой руке. Сталь ловит блики солнца и танцует свой смертельный танец в освещенном солнцем поле. А Сьюзен — ирис, слабо покачивающийся под ветром. Фиолетовые, небольшие цветочки, которые приятно пахнут. И так всю жизнь. Со всеми, с самого раннего детства.
Торговые ряды остались далеко за спиной. Потянулись узкие улочки пыльной дороги, местами обветшалые дома. Руку Фелисии давно отпустили, но девочка не думала бежать прочь. Происходящее, несомненно, напрягало её, но вместе с этим она была уверена, что в безопасности. С этими странными, тоже наверняка не понятыми, людьми. Сколько камней эта женщина получила в свою спину? А этот мальчик? Они были такие же, как и она — рыжая особо остро чувствовала это.