Ведьма вышла, потирая друг об друга испачканные руки. Крестьяне зашептались.
- Со священником, да что там, то уже труп…
- Эк измордовали его, бедолагу…
- Тот еще дурак, с книгами да на волков…
- А вроде не дурак был, поговаривали, много повидал, да и не от такого отбивался…
- Остаться в доме ведьмы… Не, мужики, а ну как она вернется, да семья моя мне дороже…
- Твоя правда…
- Такого страху натерпелся, мужики…
- Эк ты бежал без оглядки, Архип! Ажно шапку потерял!
- А сам-то, сам-то! У, бестия…такой страх, такой страх!
Оставаться в доме ведьмы никто не хотел. Крестьян до сих пор колотило после пережитого ужаса. Тут дверь в домик скрипнула, внутрь заглянул еще один мужик.
- О, Хорь! – раздались голоса. – Не посидишь со священником? Проследить, чтоб он душу Богу не отдал, покуда ведьма не вернется.
- Хэй, посижу, что бы и нет, – весело отозвался новопришедший. – Идите по домам с Богом.
Бормоча благодарности и пряча от стыда глаза, мужики потянулись к выходу. Человек, которого назвали Хорь, прикрыл за ними поплотнее дверь, снял верхнюю одёжу и разместился на табурете у изголовья кровати.
***
Роман почувствовал на лице теплый след солнца и открыл глаза. Неправда, что зимнее солнце не греет. Лучик, пробивавшийся сквозь мутноватое стекло окошка и пляшущий по его щеке, был почти таким же теплым, как летом.
Роман посмотрел налево, потом вперед и вверх. Он лежал в одной чистой исподней рубахе в незнакомой темноватой комнатке. Несомненно, это была комнатка в доме ведьмы – под потолком у противоположной стены висели пряно пахнущие связки трав. «Наверное, это та вторая комната, в которой я не был, » - подумал священник. Все его тело было словно налито свинцом, он почти не чувствовал его, даже крутить головой было тяжело. Ужасная слабость владела им.
Роман повернул голову вправо и увидел ведьму. Она полусидела на табурете, склонившись набок в неловкой позе. Ее голова с подложенными под висок скрещенными руками покоилась на низком столике с потухшей лучиной. Выглядела она плохо – бледная, как смерть, с синими кругами под глазами, потускневшими и спутанными волосами. Роман вспомнил снежную равнину и испытал жгучий стыд. Она спасла его.
Позади ведьмы, ближе ко входу в комнату, на стуле сидел незнакомый ему крестьянин. Он был сух, худ, высок и нескладен. Было ему на вид лет под 40. Его отличала очень смуглая кожа, вьющиеся черные волосы, горбатый нос и прищуренные темные глаза. Жутковатые это были глаза – с хитринкой, острые, жестокие, все замечающие.
Заметив Романа, крестьянин улыбнулся неровными зубами и придвинулся поближе.
- Очухался? – негромко, чтобы не разбудить ведьму, спросил он.
Роман отвернулся.
- Да.
- Я Хорь. Приятно встретить тебя, священник.
- Я не видел тебя раньше в деревне.
- Меня в деревне редко увидишь, я или в доме всегда, или по своим делам шастаю, - подмигнув, сказал мужичок. – Да ты наверняка наслышан обо мне, вспоминай.
И тут Роман вспомнил, где слышал это прозвище. Хорем крестьяне называли бывшего разбойника, человека с темным и жестоким прошлым. Был он то ли цыганом, то ли выходцем с юга. Он пришел в деревню лет 10 назад, чтобы поселиться здесь насовсем. Таинственным он был человеком. О прошлом своем никогда не говорил, а если спрашивали, лишь горько усмехался. Ничего он не крал и не портил, лишь зачастую пропадал подолгу из деревни. Хорь был доверенным лицом крестьян – никто лучше него не умел вести торговлю, и ни одна поездка на ярмарку не обходилась без Хоря. Умел он договориться с людьми так, чтобы и свою выгоду справить, и не обидеть никого. Сильно уважали его за это в деревне, порой даже просили съездить за них на ярмарку, и ни разу он не подводил. Казалось, он разбирался решительно во всем – и в скотине, и в зерне, и в посуде, и в платье, и в подарках девкам да ребятишкам. Хороший был человек, да больно жуткий. Прочили ему место старосты, да так и не пригласили, не решились. Любили его и боялись, как ведьму.
- А, так значит, ты и есть тот самый Хорь? – спросил Роман, поворачиваясь к собеседнику. – Теперь я вспомнил. Я наслышан о тебе.
- То-то же, - вновь улыбнулся Хорь. – Давно хотел тебя видеть, священник, да что-то все никак не было случая. Эк тебя покусали-то, дурака. Ну кто ж с книгами на волков лезет, ежли от них и вилами-то не отобьешься?
Роман отвернулся, чувствуя, как краснеет и полыхает жаром его лицо.
- Стыдно? То-то же. Элине скажи спасибо. Ежли б не она, ты бы уж в земле покоился. Ведь неделя прошла с той ночи, священник. А она за это время, окромя тебя, еще и двух людей с того света успела вытащить, и всех покусанных залечить. Ни дня, ни ночи не спала, все то с тобой сидела, то к ним бежала. Умаялась совсем, бедная. А ведь и волков она разогнала, я хоть стоял поодаль, да все видел. Сильна она, священник. А сильнее нее желание людям помогать. Людям, которые, слышь-ко, боятся ее, как огня, да и из страха уважают, и не услышит она от них никогда искренней благодарности, без лести, без заискиваний. И зачем-то она тогда все делает, все бегает, все помогает.… Словно и не нужно ей людской благодарности и любви.