Ужасный крик издала женщина и упала на дорогу. Содрогнулось ее тело и умерло, и в тот же момент сердце старика также перестало биться. И бросили слуги его тело в пыль, ибо пожалели они, что служили такому господину. Похоронили их порознь, старуху - со всеми почестями, подарив ей сокровищ из тех, что везли на продажу. А старика закопали у хижины на перекрестке, не записав даже имени его на надгробии.
Жизнь всегда идет дальше, чтобы ни случилось. Она неумолима и неостановима, и не нам быть ее хозяевами, как не можем мы быть хозяевами звездам, что светят над тобой. На месте оставаясь да не стремясь достичь нового да неизведанного, да слепо доверяя людям, что кажутся сильнее, не достичь человеку счастья...
Конца этой истории Роман уже и не расслышал. Он наконец-то смог забыться, провалившись в крепкий и глубокий сон.
***
Он открыл глаза, когда только начало светать. Несмотря на ранний час, тело его было удивительно свежим и бодрым, а ум - небывало ясным. Глядя, как дьячок медленно ползет в гору, чтобы разбудить его, он думал о ночном разговоре. Ведьма...мог ли он верить ей? И был ли смысл искать ложь в ее словах, когда она пришла утешить его после всего, что он сделал?
Он вздохнул, медленно поднялся, разминая затекшее тело, и помахал дьячку, чтобы тот не торопился.
***
На следующую ночь она пришла снова - снова возникла рядом, как привидение, бесшумно ступая по щедро смоченной росой траве, и встала подле него. Он подскочил от внезапного звука её голоса, что вырвал его из мыслей.
— Здравствуй, священник. Спал ли ты прошлую ночь сладше, чем раньше?
— Здравствуй, Элина. Спасибо тебе, - виноватым голосом ответил Роман, опустив глаза. Ему было стыдно за свою беспомощность, своё смятение, за то, что снова воспользовался её помощью…
— Всё же тяжко тебе до сих пор, смотрю я.
— Я… прости меня, Элина, — Роман поднял глаза и посмотрел на неё. — Я не смог защитить тебя.
Ведьма тихо рассмеялась, шагнула и оказалась прямо напротив него. Он почувствовал запах трав, исходивший от её платья. Склонившись, она прижала свои нежные белые руки к его щеками. Её лицо приблизилось вплотную к его.
Напуганный и смущенный, Роман застыл, чувствуя, как внутри него поднимается неведомое волнение.
— Я не гневаюсь ни на тебя, ни на селян, ни тех людей, что сотворили со мной такое. Я люблю вас всех, а тех, кто причинил мне боль, прощаю. Не прожить ведьме много веков, ежели научится она лишь злобе. Злоба истощает душу и тело, не дает слышать голоса матушки природы, что окутывают всё на земле, её живительные токи, идущие через всё вокруг. Оттого и старятся и умирают ведьмы, хотя и могли бы заставить свои тела цвести вечно — но не слышат они больше жизни в своём теле, боль душевная, ненависть и обида закрывают им глаза, притупляют слух. Потому и ты, священник, не дай обиде и боли захватить твой разум.
Её глаза стали жуткими, всепоглощающими, словно две бездонные темные дыры, и Роман отшатнулся. Её руки упали с его щёк, она выпрямилась, стоя перед ним и улыбаясь, как всегда.
— Ты, священник, прости меня, ежели напугала. Только больно мне смотреть, как ты страдаешь.
Роман опустил и отвёл взгляд. Пыталась ли она сейчас околдовать его? Вряд ли — хотела бы, давно уже сделала. И, раз он уж решил принять её в свой мир не как зло…
— Это ты прости меня, Элина. Я совсем заплутал, ослаб, и чиню боль всем, кто меня окружает…
Ведьма усмехнулась и присела рядом.
— Ну, тогда, может, рассказать тебе еще пару историй?
— Расскажи.
Это прозвучало почти как мольба. Как бы ни был он свеж днём, под вечер все равно обессилел, и сейчас так нуждался в живительной силе, исходившей от этой девушки, что больше не мог держаться.
Элина усмехнулась снова, мягко и быстро выпростала руки и за плечи притянула Романа к себе, упокоив его голову на своих коленях. Сердце несчастного священника совершило немыслимый переворот. Элина улыбнулась, поглаживая его по волосам, затем подняла голову, и в ночной тишине зазвучал её волшебный голос:
— Давным-давно на краю земли, там, где горы сходятся с морем, родилась девочка, и одарила её матушка-природа прекрасным даром — волосами, что были мягче любого шелка, гуще, чем рожь в плодородном поле, что сияли ярче любого золота, словно лучик солнца спустился с небес, да так на земле и остался, освещая благодатным светом всё вокруг. Девочка росла, и чем старше, тем прекраснее становилась. Но, вместе с красотою, обладала она и другим даром — стоило ей коснуться человека, как она уж знала, что у него болит, а тепло, расходящееся от её ладоней, способно было заживить любую рану. Мать её, ведьма, что пустила скорбь в свое сердце и отказалась от сил своих, заметив это, решила научить её тому, что знала об искусстве врачевания, и отправила на опушку леса собрать свежей зелени, дабы показать, как делать лечебные снадобья. Пришла девочка на опушку, полную высоких благоухающих цветов и тихих трав, что прячутся за своими высокими собратьями, клонясь к земле. Прутик за прутиком, стебелёк за стебельком, оказалась она на середине полянки. Присев за очередной былинкой, прикрыла она глаза, вдохнула аромат, витающий вокруг, и вдруг открылся ей язык трав и всего живого — знала она теперь, какая трава кислая, какая — горькая, какая — вредная, какая — добрая; знала, какую заварить, какую растереть, чтобы худая болезнь ушла из тела; знала, где в земле копошится червь, на какой цветок присел пушистый шмель, где пробежала землеройка и где дальше, в чаще, таились другие, большие звери, занятые звериными своими делами.