— Он тебе не откажет, священник. Хорь, он такой, пусть ругается, да все равно тебя любит, - ведьма рассмеялась. - Да и я буду занята. Мне ведь, кроме сада с огородиком, нужно и трав молодых искать. В вешних травах столько силы жить, что людям она тем более пригодится.
— Ты больше не будешь навещать меня? - внутри Романа словно что-то оборвалось. Он чувствовал вину за то, что виделся с нею, но вместе с тем встречи эти были для него невообразимо дороги.
— Ты огорчен, священник? Не ты ли, как мог, гнал меня от себя? Ну, что ты глаза так отводишь, словно люба я тебе. Ты же знаешь, что всегда можешь прийти навестить меня. А в тяжелую посевную пору отдых мне надобен, как любому человеку. Да и ты вроде чувствуешь себя лучше, так что остаться одному да подумать для тебя сейчас лишь во благо.
— Если селяне прознают, что я просто так, без умыслу, хожу к тебе в дом…
— Все-то ты о них печешься, священник. Да ведь помысли сам, они уж и так обо всем давно догадались. Не впору ли и о своем благополучии подумать?
— То же и о тебе сказать можно.
Ведьма усмехнулась.
— Верно, да только я не страдаю и ночами сплю, как следует.
— На костре-то ты несильно страдала… Не обманывай меня, Элина. Мы одного поля ягоды, только ты - во благо, а я….
— И ты во благо, да не тем путем, вот и лучше не становится. Разве ты не хочешь также добра людям? Только вот врачевания мои помогают им больше, чем душеспасительные твои беседы… Спаси свою душу сначала, священник, чтобы не надо было ждать, пока ведьма сядет рядом смотреть с тобой на звезды.
Да, мы определенно друг друга стоим, подумалось Роману. Только за ее словами сила, а за моими - слабость.
— Ну что ж, - сказал он, скрепя сердце, и поднялся на ноги. - Тогда теперь мы расстаемся. Все лучше расстаться добрыми друзьями и пойти каждый своей дорогой.
— Как пожелаешь, священник. Буду надеяться, что еще свидимся да поговорим.
Так они и расстались. Роман еще долго сидел и смотрел, как она не спеша идет в гору к своему домику.
***
Роман с трудом выпрямился, вытер рукой пот, поднял голову и взглянул в яркое небо, сощурившись от солнца. Местечко за церковью, отведенное под огород, было вскопано лишь наполовину, а время уже близилось к полудню. Склон, много лет поросший травой, не желал пускать в себя прочный железный лист лопаты, переплетая бесконечные корни на его пути.
На противоположном конце огородика пыхтел и отдувался Хорь. Роман, как и собирался, договорился с ним - Хорь поможет ему вскопать огород, а Роман ему - починить телегу перед летними разъездами. Телега починилась за одно утро, а вот огородик, даже такой маленький, кажется, был им не по плечу. Пожалуй, все же Хорь не был приспособлен для земельных дел - скорее уж для мастеровых. Его жилистое гибкое тело не могло подолгу махать лопатой, пытаясь вручную вскопать непаханую землю.
— Ты бы, священник, попросил бы у Архипа али Ионы коника, авось не отказали бы тебе, — прокряхтел Хорь, в изнеможении роняя костистый зад на кучу из кусков дерна. Роман опустился рядом с ним на невскопанную землю, разглядывая мозоли на руках.
— У них своих забот хватает, еще угробим животину, — сказал он. — Спасибо тебе, я уж как-нибудь сам потихоньку доделаю.
— Ну уж нет! — кажется, Хоря задели за живое. — Да мы его до вечера десять раз перепахать успеем!
Хорь один из немногих крестьян умел писать, считать и читать не хуже всякого ученого мужа.
— Полно тебе, Хорь, ведь мы уж оба выдохлись и все руки замазолили. Давай отдохнем.
— Ну уж нет!
Хорь подскочил, схватил лопату и кинулся вперед. Роман усмехнулся и вздохнул. И откуда столько сил берется у этого человека.
— Эй, Хорь, я пойду к реке схожу, принесу воды хоть умыться.
Кажется, Хорь даже не расслышал. Он усердно вгонял лопату под верхний слой земли, с победным криком выдирал и переворачивал его, а затем вскапывал скрывавшуюся под ним плотную иссиня-черную почву.
Роман снова вздохнул. подхватил два пустых ведра и, морщась от боли, что причиняли мозоли, стал спускаться в деревню. Он прошел мимо крайних домов, переступил через чьих-то кур, рассеявшихся по лужайке, и вслед за тропинкой спустился к берегу, заросшему камышом. У тропинки были налажены маленькие мостки, с которых крестьянки обычно мыли белье, а их ребятишки прыгали в воду, обдавая мам и бабушек прохладными брызгами.
Для купания, правда, было еще слишком прохладно, а для полоскания - слишком жарко. Солнце припекало вовсю. На мостках сидела девушка в зеленом платье и соломенной шляпке, склонившись над водой. Заслышев шаги, она повернула голову и улыбнулась.