- Наверное, вы правы, - сказал Роман.
- Ты работаешь в своем огородике немного по вечерам, так ведь? Выращиваешь немного овощей для себя. А жена твоего дьяка готовит для тебя соления на зиму, кормит твоих кур. Тебе нет нужды сажать пшеницу – крестьяне приносят ее тебе в дар. А представь их огромные семьи, которые надо прокормить! Воистину чудесны их трудолюбие и упорство. Если бы у меня был выбор – склонить колени перед князем или перед крестьянином – я бы выбрал крестьянина. Потому что без крестьянина не было бы и князя.
- И правда, - согласился Роман, чувствуя, как легчает у него на душе.
- Не беспокойся, они придут к обедне, и придет их столько, что церковь всех не вместит. Наверняка и из соседних деревень заглянет кто-то, ведь твоя церковь одна на большую округу.
Роман кивнул и улыбнулся.
- Я смотрю, ты тут подготовился. Церквушка маленькая, а красота, красота-то какая! - сказал епископ, поворачиваясь вокруг себя и медленно осматривая помещения. – Дьяк-то, Иосиф, помогает тебе?
- Последнее время он совсем сдал, сил уж нет, глаза слабые и спиной мается - с сожалением сказал Роман. – Помогает он мне, как может. Подметает, подсвечники чистит, за курами ходит. Жена его стиркой да готовкой занимается. А все остальное я делаю. Да мне любая работа в радость – хоть церковь чистить и украшать, хоть дрова колоть.
- Молод ты, - улыбаясь, сказал епископ. – Знаешь, я даже соскучился по тебе. Столько мы с тобой исколесили вместе, и тут тебя нет рядом. Нет рядом свежей трезвой головы, в которых чем дальше, чем больше недостаток.
Епископ усмехнулся и тут же стал серьезным.
- Ну а как дела с ведьмой? Я полагался на тебя.
Роман снова сел и опустил голову.
- Уж и не знаю я, что поделать с ней. Сильна, как черт.
- Рассказывай, - сказал епископ, протирая рукой ступеньку и медленно и грузно садясь рядом с младшим своим товарищем.
- Да и рассказывать-то нечего. Прочла она и библию, и все книги, что у меня с собой были, и водой святой я ее поил каждый день, а все одно – и травы сушит, и зелья варит, и крестьяне к ней бегают, почитай, каждый день.
- Вот же бестия, - покачал головой епископ. – Посмотреть бы на нее.
- Да сегодня вечером на гулянии и посмотрите, - сказал Роман. – Местные ее чуть ли не за богиню почитают, в праздник урожая она тут заправляет. Они говорят, уж лет триста, как она тут живет, ни одного неурожая не было, и считают это ее заслугой. А ведь в это время как раз сюда начали добираться первые наши проповедники. Но почему-то об этом никто не помнит.
- Беда, - согласился епископ. – Что же, посмотрим сегодня на твою ведьму. Да и в обедню я сам буду служить. Покажи мне, что за гимны и молитвы ты приготовил?
И они встали и прошли в заднюю часть церкви через маленькую дверцу сбоку, чтобы уединиться в каменном мешке – кабинете Романа и отобрать еще раз подходящие для обедни тексты. А в открытые двери церкви залетели две последние бабочки этого лета, крупные и яркие, и закружились в солнечных лучах под потолком, бросая своими крыльями причудливые мечущиеся тени.
***
Обедня и правда удалась на славу. Крестьяне, принаряженные, в обновках с последней ярмарки, заполонили церковь. Яблоку негде было упасть. Даже на паперти было не протолкнуться, многие заглядывали в окна. Стоя поодаль епископа и слушая размеренную службу, Роман оглядывал переполненный притихший зал и испытывал радость и гордость.
Служба закончилась. Селяне быстро покинули церковь и веселой толпой повалили праздновать в домах своих родных и знакомых. Уже сейчас доносились их радостные окрики и обрывки песен, хотя основное празднество должно было начаться вечером.
Епископ вытер пот и повернулся к Роману.
- Ну, что я тебе говорил? Эк сколько их привалило. Правда, на вечерню их тоже ждать не приходится. Но что поделать. Ведьмы твоей, конечно, не было?
- Не было.
Роман взял книги, по которым читал епископ, отвернулся и добавил:
- Она будет среди них вечером.
***
Вечером на полянке у заброшенного садика за деревней зажгли факелы. Многие из людей постарше уже отправились спать, а здесь собралась молодежь да самые стойкие из стариков. Кое-где вокруг сновали дети, еще не уведенные родителями или удравшие из дому.
Когда село солнце и на землю быстро стала опускаться тьма последней теплой ночи, епископ и Роман вышли из церкви в сопровождении старенького скрюченного дьячка и здорового парня-охранника, приехавшего вместе с бывшим миссионером. Они направлялись к полянке.
А веселье там уже бурлило вовсю. Народа было много, и общая чарка с вином уже успела не раз обойти круг. Все веселились и плясали, а из центра веселья, из-под самых деревьев, лилась чудная музыка. Когда Роман протолкался вперед, то увидел, что под корнями огромного каштана, росшего на краю полянки, сидела ведьма и играла на тонкой изящной дудочке с локоть длиной. Она тоже приоделась ради праздника. Будничное ее зеленое платье сменилось темно-фиолетовым в пол, с расклешёнными рукавами, спускавшимися чуть ниже локтя, вышитым золотыми звездами и письменами, а на плечи был накинут большой черный платок с зеленой блестящей вышивкой. Зеленые бусины из ее волос исчезли, да и сами волосы казались продолжением золотых нитей, которыми был расшит наряд. На ее коленях лежал странный инструмент грушевидной формы с пятью или шестью струнами и длинным грифом. Струны сами собой колыхались, издавая приятную мелодию, причудливо сочетавшуюся с веселыми переливами дудочки.