Она была прекрасна.
- Вот она, господин епископ, - прошептал Роман, хотя в этом не было никакой необходимости. Не узнать ведьму среди крестьян мог только слепой.
Совсем стемнело. Они стояли, очарованные музыкой. Пару раз им предлагали вино, но они отказывались. Ведьму, как заметил Роман, тоже каждый раз обносили чаркой. «Знать, не признает она винного дурмана», - подумал молодой священник.
Внезапно музыка прекратилась. Роман поднял глаза и понял, что ведьма смотрит прямо на него - в упор своими огромными, очаровывающими ласковыми глазами. Роман залился краской и отшатнулся. Ведьма встала и перевела взгляд.
- Что же у нас сегодня гости дорогие, а не танцуют? – игриво сказала она, обращаясь к епископу.
Крестьяне, кажется, только заметили их присутствие. Все сразу перестали танцевать, затихли и замерли. Только свет факелов колебался от легкого ветерка.
Епископ не дрогнул.
- А пришли мы на тебя поглядеть да твои ведьмовения прекратить. Брось же ты народ смущать, окаянная!
Ведьма на это громко рассмеялась и крикнула:
- Праздник здесь! Танцуйте же!
Грушевидный инструмент взлетел в воздух над ее головой. Ведьма шагнула вперед, в круг расступившихся перед ней крестьян, и запела. Первые дикие, непонятные, варварские звуки ее сильного прекрасного голоса заставили встать дыбом волосы, а тело – покрыться мурашками. Однако секунду спустя дрогнули струны грушевидного инструмента, откуда-то из-под каштана отозвалась оставленная флейта, и голос ведьмы с плавного темпа перешел на быстрый. Она пела на неизвестном языке, едва успевая произносить слова, и музыка вторила ее голосу, и под эту неудержимо веселую песню ноги сами стали пританцовывать. Не прошло и минуты, как вся поляна превратилась в хаос кружащихся пятен, которые то высвечивались факелами, то исчезали во тьме.
Ведьма вытащила за руку епископа в центр беснующейся в танце поляны. Толстяк задыхался от быстрого темпа, но магическая мелодия не отпускала его, заставляя поспевать в ритм. Он весь покрылся испариной и хрипел, крича, чтобы остановили это мракобесие. Но, казалось, никто не слышал его – все танцевали под заливающую поляну музыку, даже его охранник растворился среди насыщенной цветным мельтешением ночи.
Был только один человек, который не танцевал. Роман стоял в самой гуще народа, но для него все они были лишь проносящимися мимо призраками, пятнами света.
Он смотрел на ведьму.
Она тоже танцевала. Ее безумно грациозные движения, плавные и простые, развевающиеся платье и волосы, веселая улыбка и песня… Он не мог оторвать глаз. Время останавливалось вокруг, когда он смотрел на нее, а все звуки умолкали. Ему даже казалось, что он слышит шелест ее платья.
Тут епископ наступил на край своего одеяния и, хрипя, упал. Танцующие остановились, со всех сторон слышался хохот, и громче и звонче всех, заглушая музыку, хохотала ведьма, возвышаясь над несчастным своим кавалером.
Роман и вынырнувший из толпы охранник подхватили под руки епископа и понесли прочь. Ноги бедняги тащились по земле, он все еще хрипел, выкатив глаза, и никак не мог отдышаться. Тащить его было делом нелегким, но все же, уходя сквозь расступившуюся толпу под нескончаемые хохот и музыку, Роман обернулся и в последний раз посмотрел на ведьму. Она все еще смеялась им вслед, стоя посреди народа и уперев руки в боки. Потом крутнулась на месте и исчезла. Вместе с ней исчезла и музыка, и только ее задорный смех еще долго затихал над поляной.
***
Несмотря на плохо проведенную ночь, Роман проснулся как обычно рано – видимо, сказывалась привычка. Приведя несчастного епископа и поручив его дьячку, он сразу отправился в свою комнатку и лег, но заснул только под утро, когда уже начало светать. Он чувствовал ужасную усталость и сонливость, подъем с кровати казался ему невозможным подвигом.