Выбрать главу

«А она еще и дверь не откроет, с нее станется».

Леденящими волнами накатывало отчаяние. Дом, даже нетопленый, даже пустой и заброшенный — все равно крыша над головой, все равно защищает от ветра. А на улице она точно сгинет, замерзнет, или станет добычей тех, кто промышляет по ночам. Всхлипнув, Дани еще раз толкнулась в калитку. Запирающие артефакты пыхнули зловещим зеленым пламенем, и руки как будто обожгло. Дани потерла ладони, отступила на шаг. Еще не хватало быть убитой этими охранными магическими штуками!

«Аламар говорил, что я дала дому жизнь. Но что мне с этим делать?»

Она подышала на онемевшие пальцы, посмотрела на темный фасад.

«Может быть, и не нужен мне этот старый теткин дом?»

Можно ведь пойти туда, где обычно собирались помойные крысы. А вдруг ее старые приятели еще живы?

Дани поморщилась. Нет, не стоит. Даже если кто-то из них и уцелел, они увидят ее красивое платье, увидят тонкую серебряную цепочку на шее с изящным кулоном и тогда либо попросту разденут и бросят умирать на морозе, либо изобьют так, что и сил жить больше не останется. А ведь ей нужно жить, хотя бы для того, чтобы рано или поздно добраться до принца-чудовища…

«Да ты как та лиса и виноград, — усмехнулась она, — и думать забудь про улицу. Этот дом тебе нужен. К тому же, теперь он твой».

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто не наблюдает за ней, Дани еще раз положила руки на решетку калитки, закрыла глаза. Если Аламар что-то ей говорил, то ведь это он не просто так. Верховный инквизитор, может, и был слегка не в себе, но по большей части рассуждал здраво, в этом Данивьен убедилась на ужине у короля Маттиаса.

— Дом, — одними губами позвала она, впиваясь пальцами в холодное чугунное литье.

Она изо всех сил пыталась почувствовать, открыться всему тому, что было вне ее.

Неученая, дикая ведьма.

В ответ — пустота и тишина.

Дани едва не разрыдалась от отчаяния. Нет, конечно же, всегда есть шанс, что помойные крысы отнесутся с пониманием к ее сложному положению. Но путь от помойки к принцу — непреодолимо далекий.

И она попробовала еще раз, мысленно вызывая в памяти образ кокона из цветных ниток.

Они никуда не делись, эти странные нитки, сплетенные невиданным узором. И Дани показалось, что стало тепло, и где-то в груди даже горячо, как будто маленькое солнце раскинуло ласковые лучики. Она еще раз попыталась почувствовать дом, уже сомневаясь — а вдруг Аламар ошибся? — но вдруг что-то мягко толкнуло ее, невесомо, бестелесно.

— Домик, — пробормотала Дани.

Ей представилось, что она, как улитка, выползает из пестрого плетеного панциря, а навстречу — свет, мягкий, завораживающий. И снова теплая волна, теперь уже исполненная любви и светлой грусти.

— Пусти меня, если это ты, пожалуйста, — прошептала она, — и прости… Меня не было так долго…

Что-то звякнуло. Висок ожгло едкой болью, и Дани вывалилась из мягкого света в серый день. Схватилась за голову — на пальцах осталась кровь. А запирающие печати, теперь уже потемневшие, словно потухшие угли, осыпались под ноги.

«Так вот чем меня задело», — поняла она.

И вновь толкнула калитку, которая на сей раз поддалась с легким скрипом. Дани скользнула внутрь, прошла к входу.

— Здравствуйте, горгульи, — сказала учтиво и сделала книксен.

Теплая волна накрыла с головой, обняла, закутала в светлое чувство любви.

Перед высокими дверями Дани остановилась, осмотрела их. Запирающие артефакты и здесь сорвало, они осколками валялись на крыльце.

Глубоко вдохнув, Дани приоткрыла тяжелые створки и скользнула внутрь.

— Спасибо тебе, домик.

И всхлипнула. Воспоминания отзывались едкой болью в сердце. Снова хотелось свернуться клубочком, закрыть глаза и парить в небытии. И снова где-то на уровне восприятия она почувствовала Аламара. Легкая тень. Едва ощутимое касание, как от крыльев бабочки. Внезапно стало страшно. Не должно этого быть, если Аламар мертв. Невозможно чувствовать человека, которого больше нет. А может быть, она попросту сходит с ума?

Старательно прикрыв за собой двери, Дани медленно пошла вглубь дома.

Все здесь было пусто, тихо. Лохмотья паутины повсюду. Кое-где осталась мебель, отсыревшая, давно испортившаяся. Над печкой в кухне поселилась дружная паучья семья, хотя было неясно, чем они питаются. В одном углу подтекала крыша, и стена пошла яркими пятнами плесени. Дом тихо стонал, жалуясь на свою судьбу.

— Ничего, — сказала Дани, — я все исправлю. Я наведу здесь порядок, и все будет как прежде. Ты только защити меня, домик. До той поры, как я сделаю то, что задумала.