— Понимаю, — протянула женщина. Окинула Дани внимательным взглядом, — так чем я могу помочь-то?
— Я… мне… очень нужна работа, Хельгерда, — прошептала Дани и опустила глаза, — я понимаю, что прошу очень много, но… вы единственная, кто может помочь.
Воцарилась тяжелая, давящая тишина.
«Откажет», — решила Дани, и на душе сделалось так горько, что хоть волком вой.
— Да не вопрос, — сказала Хельгерда, — мне как раз не помешает помощница. С мехами столько возни, надо постоянно следить, чтобы артефакты были заряжены, не то моль будет пировать.
— Вы… вы правда согласны? — Дани внезапно охрипла, — о, я так благодарна! Вы не пожалеете, клянусь! Я ведь… все умею, все. И готовить, и убирать.
Хельгерда отставила в сторону кружку и чуть заметно улыбнулась.
— Жалко мне тебя, детка. Ты по возрасту как моя дочка… так что…
— А ваша дочка… — Дани запнулась, подумав вдруг, что Хельгерда могла и потерять своего ребенка, и спрашивать об этом даже неприлично.
Хозяйка магазина махнула рукой.
— Да жива она, жива, эта стервь. Наплевала на родную мать и укатила с тем хлыщом, как бишь его там…
Дани покинула магазин ближе к вечеру и поспешила домой. За спиной как будто крылья выросли: Хельгерда пожертвовала ей шубку, а в карман этой шубки вложила серебряную крону в качестве аванса.
Город начал оживать к вечеру. На улицах появились первые прохожие, кое-кто открыл лавку, так что Дани забежала в булочную и на пол-кроны купила себе яблочный пирог, а потом потратила еще четверть на бутылку молока.
«Ну вот, — думала она, хрустя ледяным крошевом, — все наладится. Я все смогу. Сама».
И тут же мелькнула мысль, что Аламар мог бы ей гордиться — так, совсем чуть-чуть.
Прижимая к груди сверток с продуктами, она скорым шагом пересекла улицу и свернула в узкий проулок, который должен был привести ее к площади Вершителей. В животе урчало, а от пакета с пирогом пахло так, что рот был полон слюны, но Дани твердо решила, что доберется до дома и уже там устроит себе пиршество. С упоением вдыхая аромат свежей выпечки и чувствуя, как слегка кружится голова, она почти бежала вперед, совершенно не глядя по сторонам.
И именно поэтому слишком поздно заметила ловушку.
Она так и не поняла, из какой дыры, или щели вынырнули в проулок две тени. Тощие, оборванные и скалящиеся как смерть.
Они взялись как будто ниоткуда, но уже в следующее мгновение решительно преградили ей путь.
— И куда это спешит такая цыпочка? — заржал первый, и Дани, мгновенно покрывшись ледяным потом. Во рту у него все зубы совершенно гнилые, черные.
— Наверное, несет бабушке пирожки и горшочек масла, — противно хихикнул второй, свирепо сверкнув черными глазами.
Дани чудом увернулась от грязных рук, рванула в противоположную сторону, назад, на площадь — но поняла, что не успеет. Дорога назад уже была перекрыта. И тоже двое, один медленно идет к ней, а второй, огромный как медведь, прислонился спиной к стене и зубочисткой ковыряется во рту.
Ноги моментально сделались ватными. Дани остановилась, тоже попятилась, разворачиваясь спиной к дому и выжидая. Так уже бывало с ней… тогда, намного раньше, когда жила на помойках, и именно поэтому она очень хорошо понимала, что надо ускользнуть от них. Стоит дать слабину — и все, ты труп, изуродованный труп, который полиция когда-нибудь разыщет и отправит в общую могилу для нищих.
В конце концов, она маленькая и шустрая. Если сильно повезет, то увернется, прошмыгнет под их руками…
— Цыпленочеееек, — мечтательно протянул тот, с гнилыми зубами, — ах, как долго я мечтал о такой птичке. Снимай шубу, цыпа.
«Так даже лучше, — мелькнула мысль, — будет проще бегать».
Дани выбросила вперед руки в примиряющем жесте.
— Хорошо, хорошо. Забирайте. Только дайте мне пройти.
Она быстро положила пакет с едой на мерзлую землю, скинула шубку и, размахнувшись, бросила ее в сторону грабителей.
Те переглянулись. Черноглазый поднял добычу, быстро пошарил по карманам и достал четверть кроны.
— Это что, и все?
— Шуба дорогая. Наверняка у этой малышки кошелек на поясе.
— Нет никакого кошелька, — судорожно сглотнув, ответила Дани, — у меня больше ничего нет. Отпустите, а?
Ее накрыло страхом, но она еще боролась. Нельзя. Нужно быть сильной и ловкой, и только в этом случае она уйдет живой.
— Покладистая малышка, — с удовольствием заметил тот, у кого гнилые зубы, — люблю покладистых женщин. Но нам деньги нужны, цыпа.
— У меня нет больше денег! — выкрикнула Дани, — ничего больше нет!