— Мария! — София села рядом с сестрой. — Как ты себя чувствуешь?
Хмурый взгляд младшей сестры описал её состояние красноречивей слов. Адиль улыбнулся, когда София хитро посмотрела в его сторону.
— Марусь, слушай… А, посмотри-ка туда, — она указала на диван, стоявший напротив письменного стола и, не без удовольствия, заметила, как в ясных очах Марии появился заинтересованных блеск. Девушка незамедлительно вскочила на ноги и подбежала поближе. Красивое шёлковое платье, достойное госпожи и сшитое по стилю обенской моды, лежало там. Нерешительно коснулась прохладно й ткани, и мгновенно на её устах появилась блаженная улыбка. Но тут же брови царицы сдвинулись.
— Это в честь чего? Такое не может носить рабыня.
София прикусила губу, улыбаясь забывчивости сестры.
— Во-первых, Маш, мы с Адилем… решили, что тебе пора открыть своё истинное лицо остальным. Пусть все знают, что ты моя сестра и царица-императрица Обена.
— А что во-вторых? — Мария почувствовала подвох. Она начала понимать, что забыла что-то очень важное.
София встала.
— Ровно восемнадцать лет назад на этот свет появилась ты, — прозвучал ответ, что заставил Марию потерять дар речи. — Сегодня четырнадцатое июня.
По мнению младшей турмании ковёр в её покоях — это самое безопасное место для её маленького годовалого сына. Так же, судя по всему, думал и сам Арслан. Его пухлое личико всегда расплывалось в улыбке, когда у него выдавалась возможность встать на четвереньки и поползать по мягкому яркому ковру в покоях матери. София же постоянно смеялась, следя за гримасами своего сынишки, слушая нечленораздельные звуки, что он издавал, выражая своё восхищение. Но госпоже Ямлеза пришлось отвлечься, когда в комнату вбежала запыхавшаяся Мария и захлопнула за собой дверь. На ней красовалось то самое платье, правда весь вид портили шрамы на предплечье и плече от когтей тигра и толстый алый след на шее от шнура.
— Ты чего? — турмания вопросительно посмотрела на сестру. Мария качнула головой.
— Ничего. Там, это… Марихан свирепствует. Она, как и весь гарем, теперь знает о моём происхождении, — Мария засмеялась, вспомнив строчку-припев из песни Высоцкого и пропела её, стараясь подражать голосу поэта. — Стра-ашно, аж жуть!
— А Эсманур наоборот обрадовалась и тут же рассказала об этом тем пяти северянкам-обенкам, которым повезло выжить здесь. Насколько я знаю, они обрадовались.
Мария задумалась, на мгновение опустив глаза.
— Надо их забрать отсюда в Обен. А то они здесь лыжи откинут минимум через месяц.
Арслан тут неудачно повернул и повалился бы на спину, да мать вовремя подхватила на руки и села с ним на тахту.
— Значит, ты всё же поедешь домой? Помнится мне, ты не хотела возвращаться туда ближайшие лет десять из-за своего дружка-фингардца.
Тут улыбка пропала с лица Марии. Царица тяжёлым взглядом, выражавшим душераздирающую грусть, уставилась куда-то вперёд. Её тонкие пальцы сжали рукоять единственной памяти о Себастьяне — меча, который императрица почти никогда не снимала. Даже спала с ним в обнимку, предварительно всегда вставляя лезвие в ножны. Сердце сжималось при одной только мысли о нём. Но Мария всё же ответила, стараясь, чтобы голос не дрожал:
— Знаю, но лучше уж тосковать там в безопасности, даже если всегда перед глазами… он, чем здесь, когда каждый день может стать последним. Ты к этому привыкла, а вот я… — царица ещё больше понизила голос.
София грустно улыбнулась, глядя на сестру. Она отлично понимала, что, как бы Мария не старалась, она не сможет забыть или разлюбить Баша. Никогда…
Глава 3. Отъезды и приезды
Думаю, многие поймут то состояние, когда ты только начинаешь просыпаться, хочется побыть в тишине, но тут над ухом раздаётся чей-то громкий возглас, который неприятно режет слух и прерывает всю идиллию. Как раз это сейчас испытывал Баш, когда в его комнату ворвался собственный отец. Король, сильно не церемонясь, громко хлопнул дверью и с возгласом «Подъём!», раздвинул шторы. Баш зарылся с недовольным видом под одеяло.