Тьма сгущалась, тьма клубилась густым дымом, пахнущим кровью и костром, а потом тьму пронзила черная молния, и прямо над головой загрохотал гром.
Вымрак вошел в купе, Вымрак был чернее любого мрака. Бастиан видел его какую-то секунду, не больше, но память сохранила облик чудовища во всех подробностях. Он был тьмой, которая не ведает ни пощады, ни жалости, он пришел упиться страхом живых душ, в его черноте рождались и умирали созвездия, и Бастиан увидел тоненькую нить, оплетавшую его шею — на нити были нанизаны живые пульсирующие миры, и его планета тоже была там: он различил знакомые очертания материков на зелено-синем шарике.
А потом Бастиан поднялся и протянул руку в сторону этой тьмы. Рука налилась пульсирующей тяжестью, и Бастиан отправил сверкающий золотом сгусток энергии в самую сердцевину Вымрака.
В следующий миг его отшвырнуло в сторону так, что он чуть не пробил собой стенку вагона. С хрустальным шелестом осыпалось стекло, по шее побежала кровь, и Бастиана бросило снова. Тьма заклубилась рядом с ним, она еще была сильна, тьма хотела слизывать живую кровь из ран и…
И вдруг все закончилось. Заклинание сработало, и мир погрузился в блаженную тишину.
Бастиан лежал на полу, чувствуя, как болит изрезанная осколками шея, купе заливало солнечным светом, и поезд, как ни в чем не бывало, ехал себе вперед, словно его не затапливала дымная тьма, и никто не умирал в этой тьме, захлебываясь криком.
От Вымрака осталась лишь грязная лужа на полу и мертвая женщина в соседнем вагоне. Бастиан поднялся, сел на свою полку и устало провел ладонями по лицу, подумав, что надо бы позвать проводника, чтобы прибрал тут.
Ладно, успеется.
Папку с бумагами по делу ворошил свежий ветер, влетавший в окно. Он нес запах трав и цветов, тепло и надежду. Лето всегда остается летом, несмотря на Вымраков и серийных убийц.
«А ведь меня проверяли, — подумал Бастиан. — Слишком уж легко и быстро все вышло, я убил Вымрака, словно на тренировке. Меня хотели проверить в деле».
Но кто?
Он вытянулся на полке и закрыл глаза. После выбросов энергии Бастиану всегда хотелось спать.
Бастиан редко видел сны, но сейчас его увлекло в яблоневый сад, наполненный солнцем и светом. Еще зеленые яблоки висели на ветках, как звезды, в воздухе плыл терпкий запах сухих трав, над землей с визгом носились стрижи. Светловолосая девушка в платье цвета слоновой кости шла рядом с Бастианом, и он еще подумал: неужели это очередная жертва?
Он никогда не видел ее лица — упрямого, красивого, решительного. Это была девушка, которая держала свою жизнь в своих руках, жила так, как считает нужным и не собиралась никому кланяться. Бастиан любил таких, энергичных и смелых, — безвольные барышни, которые всегда подчиняются родительскому решению и не имеют ни единой собственной мысли в голове, были ему не по душе. Он прекрасно понимал, что никогда не сможет поладить с ними.
«Еще одна жертва», — подумал Бастиан и ощутил пронзительную жалость.
На плече девушки сидел маленький сыч, смотрел на Бастиана так, словно собирался немедленно убить и съесть и его, и всех его близких. Это выглядело настолько забавно, что он не сдержал улыбки. Ручной сыч, надо же! Такое может быть только во сне.
— Вы пленница этого дома, — сказал Бастиан. Откуда взялись эти слова, он не знал, но понимал, что это самое главное, что он сейчас может сказать этой красивой, упрямой и несчастной девушке. — Куда ваше сердце зовет вас на самом деле? Сердце, не долг. Вы слушаете его хотя бы иногда?
Сыч потоптался на ее плече и сердито распушился, стал похож на лохматый комочек гнева. Возмущенно пискнул: дескать, как смеет этот уродливый наглец говорить в таком тоне? Кто он такой вообще, откуда свалился на наши головы? Девушка выглядела не менее сердитой — одарив Бастиана опаляющим взглядом, она ответила с плохо скрываемым раздражением:
— Уж точно не в ваши объятия!
Бастиана это не удивило. Он давно привык к тому, что любая девушка предпочтет старого развратника, но с лицом без шрамов, чем его — богатого, щедрого, но изуродованного ножами рабовладельцев с Улицы Чудес.
— Да спаси меня Господь от такого ужаса! — весело воскликнул Бастиан, и девушка развернулась и посмотрела на него с таким забавным возмущением и обидой, что он невольно рассмеялся — и в следующий миг уже целовал ее. И девушка, которая задохнулась было от гнева, почти сразу же откликнулась на его поцелуй.
Сыч издал громогласный вопль, полный презрения и ненависти, и улетел. Бастиан прижал незнакомку к себе — острые локти, теплое тело, точеные ключицы, светлые волосы, упавшие на плечи — и подумал, что никогда еще не был настолько счастливым и несчастным одновременно.