И она сильно, до боли, не по-женски сжала плечо Галинды.
— Остается надеяться, что эта сестра привезет достаточно вуалей. Ха-ха. Однако у нас впереди еще год. Подумайте же про магию, дорогая моя, подумайте хорошенько. Ну а теперь до свидания и спокойной ночи.
Галинда медленно шла к себе в комнату, гадая, какой же должна быть сестра Эльфабы, чтобы вызвать у Кашмери столь злые намеки. Она бы с радостью спросила саму Эльфабу, ноне могла придумать, как завести об этом разговор.
БОК
1
— Айда с нами, — звали друзья, заглядывая в комнатенку к Боку. — Брось ты эту книгу, тошнит уже от них. Пойдем.
— Не могу, мне нагонять надо. Я и так отстаю по теории орошения.
— Какое, на фиг, орошение, когда пиво ждет? — возмутился рослый гилликинец по имени Эврик. — Поздно учиться, в разгар сессии. Перед смертью не надышишься. Преподы все равно бухие придут.
— Да я не из-за отметок. Просто хочу разобраться.
— Мы ушли, — послышалось в коридоре. — Не хочет идти — не надо, черт с ним! Пиво скиснет!
— Куда идете-то? Может, я к вам через часок завалюсь. — Бок настороженно снял ноги со скамеечки под столом, чтобы вовремя отскочить, если Эврик решит подхватить его, взвалить на плечи и унести на гулянку силой. Низкий рост Бока возбуждал у товарищей такую лихость.
— В «Мордатого свина», — ответил Эврик. — У них такая ведьмочка выступает — глаз не оторвешь. Из кембрийских, говорят.
— Ха! — усмехнулся Бок. — Ну тогда валяй, наглядись на нее хорошенько. Я приду как смогу.
Шумная процессия мальчишек двинулась дальше по коридору. Они стучали в комнаты других товарищей, да так, что портреты на стенах качались. Эврик задержался в дверях.
— Слушай, а может, ну их, этих лопухов — махнем сразу в «Приют философа»? — заговорщически подмигнул он. — В смысле потом, после пива? Гулять так гулять!
— Эврик, остынь!
— А что? Ты ведь сам интересовался, как там. Отчего бы не побаловать себя под конец семестра?
— Интересовался — одно. Смертью я тоже, может, интересуюсь, но умирать пока не тороплюсь. Иди, Эврик, не отвлекай. Там Кембрийская ведьма, забыл? Хотя, по-моему, это очередная завлекаловка. Кембрийские ведьмы перевелись больше века назад, если вообще когда-нибудь существовали.
Но Эврик медлил. Поднял воротник крутки, красный с обратной стороны — будто повязал на шею бант, символ знатного рода. Бок поймал себя на том, что невольно сравнивает себя с приятелем и что сравнение это не в его, Бока, пользу.
— Ну что еще? — нетерпеливо спросил он.
— Как-то ты изменился в последнее время. Я ведь вижу, не слепой. Что случилось?
— Да ничего не случилось!
— Нет-нет-нет. Ты можешь сказать мне не лезть не в свое дело, заткнуться, отвалить, но только не говори, что ничего не случилось. Ты совсем не умеешь врать, и это просто оскорбительно: можно подумать, ты меня за болвана какого-то держишь.
Тронутый заботой приятеля Бок чуть было не поведал ему сокровенные мысли, даже открыл было рот, но тут пробили часы. Эврик обернулся, и момент для исповеди ускользнул.
— Ты прав. Ради нашей дружбы я не буду тебе врать, но и объяснять пока ничего не стану. Манчики — упрямый народ, ты ведь знаешь. Иди гуляй, только не напивайся до беспамятства.
Бок еще хотел предостеречь друга от «Приюта философа», но вовремя спохватился: после таких предупреждений Эврик может назло туда пойти. Потрадиции северных дворян, от которой Бок всегда смущался, Эврик поцеловал его в обе щеки и лоб, хитро подмигнул и исчез.
Студенты высыпали на дорожку под окном и шумной толпой едва ли не вприпрыжку двинулись в пивную. Бок отодвинулся от окна, чтобы никто его не увидел и не вернулся, но зря волновался: ребятам было уже не до него. Они перевалили через первую половину экзаменов и получили передышку на пару дней. После сессии университетский городок опустеет: все разъедутся, останутся только самые чудаковатые профессора да самые бедные студенты. Бок был из последних. Он уже проводил здесь лето, и перспектива работать все каникулы в библиотеке — смахивать пыль с древних рукописей — пугала больше экзаменов.
Через дорогу тянулась стена конюшни, принадлежавшей какому-то богатею из престижного квартала. Дальше виднелись кроны фруктовых деревьев из сада Крейг-холла, а за ними — окна классных комнат и спален. Когда девушки забывали задернуть занавески (что случалось удивительно часто), можно было видеть, как они раздеваются. Не совсем голых, конечно — тогда бы он заставил себя отвернуться или обругал бы за то, что не отворачивается, — а в разных нижних юбках и сорочках, пеньюарах и корсетах. Лифчики да кринолинчики, пряжки да подтяжки — это была целая наука, наука о женском белье. Бок, у которого не было сестер, смотрел и не мог налюбоваться.