— Обходят вас караваны? Почему? — Висенна то и дело задумчиво трогала перевязку на лбу.
— Ага, обходют, — буркнул Топин. — Закрыта дорога на Амелль-то, на перевале уселся проклятущий костец, живой души не пропустит. Ну, дык как же туды купцам-то идтить? На смерть?
Корин замер с ложкой в воздухе.
— Костец? Что за штука — костец?
— А я знаю? Говорят, костец, людоедец. На перевале, грю, вроде бы сидит.
— И не пропускает караваны?
Топин посмотрел на стены.
— Токмо некоторые. Говорят, своих. Своих, мол, пропущает.
Висенна наморщила лоб:
— То есть как — своих?
— Ну, своих, значить, — проворчал Топин и побледнел. — Людишкам из Амелли ишшо хужее, чем нам. Нас-то хоша лес малость кормит. А тамошние на голом камне сидят и токмо то и имеют, что им костецы за яспис продают. По-разбойничьи за каждо добро платить велят, а чего им, из Амелли-то, делать? Яспис жрать не станешь?
— Что за «костецы»? Люди?
— И люди, и враны, и еще ктой-то. Разбойники это, госпожа. Они в Амелль возют то, что у нас забирают. По селам, бывалотко, грабили, девок портили, а кто противится, убивали, разоряли людишек. Разбойники. Одно слово — костецы.
— Сколько их? — спросил Корин.
— Кто считал, милсдарь? Села-то мы охраняем, кучкой держимся. А толку? Ночью налетят, подожгут. Уж лучше дать, чего хочут. Потому как говорят…
Топин побледнел еще больше, задрожал всем телом.
— Что говорят, Топин?
— Говорят, мол, костец, ежели его разозлить, слезет с перевалу-то и пойдет на нас, в долины.
Висенна резко поднялась. Лицо у нее изменилось. Корина проняла дрожь.
— Топин, — сказала чародейка. — Где тут ближайшая кузница? Конь мой подкову на тракте потерял.
— Дале за селом, под лесом. Тамотка и кузня есть, и конюшня.
— Хорошо. А теперь иди поспрашивай, где кто больной или раненый.
— Благодарности вам, добродейка, благодарности.
— Висенна, — проговорил Корин, как только за Топином закрылась дверь. — У твоего коня все подковы в порядке.
Друидка повернулась, молча глянула на него.
— Яспис — это, конечно, яшма, а зеленый камень — жадеит, которым славятся амелльские копи, — продолжил Корин. — Но в Амелль можно попасть только через Камлат, перевал. Дорогой, с которой нет возврата. Что там болтала покойница на развилке? Почему хотела меня укокошить?
Висенна не ответила.
— Молчишь? Не беда. И так все потихонечку проясняется. Бабулечка с развилки ждала кого-то, кто остановится перед дурной надписью, запрещающей дальнейший путь на восток. Это было первое испытание — умеет ли путник читать. Потом бабка еще раз удостоверилась — ну, кто же, как не добрый самаритянин из друидского Круга, поможет в наши времена голодной старушке? Любой другой, даю голову на отсечение, еще и посошок отнимет. Хитрющая бабенция продолжает «проверку», начинает болтать о несчастных людях, нуждающихся в помощи. Путник, вместо того чтобы попотчевать ее пинком и непотребным словом, как сделал бы обычный, серый житель здешних мест, напряженно слушает. Да, думает бабка, это он. Друид, который намерен расправиться с бандой, терроризирующей округу. А поскольку она, несомненно, послана этой самой бандой, то хватается за нож. Ха! Висенна! Ну не умен ли я?
Висенна не ответила. Она стояла, повернув голову к окну. Видела — полупрозрачные пленки из рыбьих пузырей не были для нее помехой — пестрокрылую птицу, сидящую на вишневом кусте.
— Висенна?
— Слушаю, Корин.
— Что такое «костец»?
— Корин, — глянув на него, резко сказала Висенна, — зачем ты лезешь не в свои дела?
— Послушай. — Корин нисколько не обиделся. — Я уже и так влез в твои, как ты говоришь, дела. Так уж получилось, что меня хотели зарезать вместо тебя.
— Случайно.
— Я думал, чародеи верят не в случайности, а только в магическое притяжение, сочетание событий, стечение обстоятельств и всякое такое прочее. Погляди, Висенна, что творится: мы едем на одном коне. Давай, смеха ради, продолжим это. Предлагаю тебе помощь в том деле, о цели которого догадываюсь. Отказ буду считать признаком зазнайства. Мне говорили, что вы, в Круге, сильно недооцениваете простых смертных.