«Не могли бы вы … отвести нас к ней, мистер Мур?» - внезапно спросил Ховард. Я от удивления вскочил, но он проигнорировал мой вопросительный взгляд и продолжал смотреть на Шона, на мгновение подумал Шон, затем кивнул. “Почему нет? Мисс Вирвин в полном отчаянии. Она даже позвонила бы знахарю, если бы думала, что это поможет ».
«Тогда пошли, - сказал Ховард.
“Теперь? А твоя еда? “
«Мы достанем рыбу», - сказал Говард, уже вставая. «Давай, Шон».
«Прекрати», - сказал Гордон. “Я прошу тебя.”
Тремейн на мгновение поднял глаза от того, что он делал, нахмурился, чтобы показать, насколько его раздражает прерывание, а затем снова посмотрел вниз на пожелтевшие страницы широкоформатной книги, раскрытой на столе перед ним. «Почему?» - спросил он.
«Это … нехорошо», - ответил Гордон. «Эта штука меня пугает», - он кивнул книге и беспокойно переминался с ноги на ногу. В маленькой чердаке было холодно; хотя на улице было уже зимнее время, по крайней мере, теперь, после захода солнца, огонь в маленькой пушечной печи в одном углу не горел два дня, столько же времени с тех пор, как двое молодых людей вернулись с прогулки в лесу. Сам Гордон вернулся в маленькую кузницу у гавани, где он работал на следующее утро, но Тремейн был здесь почти постоянно. Он не ел и только спал, когда просто упал в обморок от усталости. Его лицо стало белоснежным, а глаза покраснели и болели. Его кожа покрылась лихорадочным сиянием.
«Не хорошо?» - сказал он, подражая словам Гордона, с ударением, дающим понять, что он о них думает. Он перевернул страницу, поднял глаза и провел тыльной стороной ладони по глазам. «А что должно быть не так , пожалуйста?» - спросил он. “Это просто старая книга, не так ли?”
Гордон нервно сглотнул. Он давно почувствовал, что фолиант, который они взяли из дома, был совсем не старой книгой . Не то чтобы он мог логически оправдать это чувство. Это его просто напугало. Нервно он сделал шаг к столу, за которым сидел Тремейн, резко остановился и неуверенно посмотрел между открытыми страницами и больным лицом Тремейна. Книга оттолкнула Тремейна, как будто она волшебным образом увлеклась этой книгой. С его стороны было ошибкой взять кассету с собой, и это странное чувство усилилось. Теперь, по прошествии двух дней, он не мог даже подойти к нему. «Вы должны убираться отсюда», - неуверенно сказал он. «Бринкс все время спрашивает о тебе. Я едва мог удержать его от приезда сюда сегодня ».
Глаза Тремейна сузились, превратившись в узкую щелочку. “Разве ты не сказал ему, что я болен?”
«Да», - поспешно кивнул Гордон. “Естественно. Но вы знаете старика. Он просто наймет нового человека, если ты скоро не придешь на работу. Вы знаете, какой он есть “.
Тремейн издал уничижительный звук. «Должен ли он, - сказал он. «Я долгое время скучал по поводу этой работы. Скажи ему, что мне нужно еще два дня постельного режима. Придумай что-нибудь “.
“Два дня?”
«Может быть», - равнодушно ответил Тремейн. «Если повезет, даже меньше. Не думаю, что у меня уйдет много времени, чтобы его расшифровать. Он торжествующе улыбнулся, но его бледное, запавшее лицо и покрасневшие глаза больше напоминали гримасу. Гордон вздрогнул.
Он недоверчиво повторил. “Вы имеете в виду, что можете прочитать эти каракули ?”
Гнев вспыхнул в глазах Тремейна на мгновение, затем он снова улыбнулся странно высокомерно, почти злобно, чего Гордон никогда раньше в нем не замечал. Без сомнения - Тремейн изменился за последние несколько дней; такой фундаментальной, какой Гордон никогда раньше не видел. Да, подумал он с содроганием, с того момента, как Тремейн коснулся книги.
Тремейн сел, схватил стоящий перед ним стакан с водой дрожащими пальцами и увлажнил потрескавшиеся губы.
«Не читайте», - сказал он. «Но поймите».
“В чем разница?”
«О, он огромный, - сказал Тремейн. - Я не могу вам это объяснить, Гордон, но если я смогу расшифровать пленку, мы ее получим. Я уже начинаю это понимать, но это не чтение, понимаете? Это … как будто стороны разговаривают со мной “.
Гордон немного наклонился вперед и попытался мельком увидеть, казалось бы, бессмысленно расположенные символы на пожелтевших пергаментных листьях. Для него это были не более чем бессмысленные и бесформенные каракули. И в основном он даже не хотел знать, что они имели в виду. Он также не хотел знать, что имел в виду Тремейн, когда сказал, что если бы он понял книгу, они бы ее сделали .
«Тебе просто нужно убираться отсюда», - сказал он, изо всех сил пытаясь убедить Тремейна. «Вы губите себя. Вы когда-нибудь смотрели в зеркало за последние два дня? “
Тремейн презрительно улыбнулся. «Есть вещи поважнее физического здоровья, Гордон», - сказал он. «Но ты это тоже поймешь», - он усмехнулся, снова наклонился вперед и продолжил водить указательным пальцем по линиям. «Что-нибудь еще?» - спросил он, когда Гордон не собирался уходить.
Гордон отодвинулся. «Я … не знаю», - пробормотал он. «Мне это не нравится, Тремейн. Эта книга и … “
Тремейн поднял глаза. “А также?”
«Ничего», - уклончиво сказал Гордон. «За последние несколько дней в городе произошло много странных вещей».
«И ты думаешь, это как-то связано с этим?» Тремейн хлопнул рукой по бокам и пронзительно рассмеялся. Когда он открыл рот, Гордон увидел, что его зубы стали черными и гнилыми, как у древнего человека. «Ты сумасшедший, если веришь в это».
«Это … Я вообще этого не делаю», - поспешно сказал Гордон. “Это только …”
«Да?» - раздался голос Тремейна.
Гордон посмотрел вниз. «Ничего», - мягко сказал он. “Ничего нет. Забудь это.”
Тремейн на мгновение пристально посмотрел на него, затем снова опустил взгляд и сделал вид, что сосредоточился на книге. «Ну, тогда, - сказал он. “Оставь меня в покое. Я занят.”
Гордон нерешительно повернулся и пошел к двери, но остановился, когда Тремейн снова окликнул его.
«Ты не собираешься никому ничего рассказывать, Гордон?» - спросил он в ожидании.
«Из книги?» Гордон поспешно покачал головой. “Конечно нет. Это остается; Вы больны и вынуждены оставаться в постели. Не волнуйся, я тебе не скажу “.
Тремейн не ответил, и Гордон поспешно вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. И только когда он снова остался один, Тремейн нарушил тишину.
«Я бы тоже не советовал тебе этого делать, друг мой», - мягко сказал он.
Дом находился в захудалом районе Дернесса, одном из «грязных уголков», которые есть в каждом городе и который обычно пытаются спрятать от посторонних. На улицах не было газовых фонарей, и большинство окон уже не светилось, хотя часы не показывали даже девяти. Улицы были заполнены обветшалыми арендованными бараками и маленькими домиками, сбившимися в кучу, словно ища убежища, окна которых были частично заколочены. Грязь и мусор лежали на тротуарах и на выбоинах булыжников улиц, и единственная жизнь, с которой мы столкнулись, пока мы следовали за нашим проводником, - это кошка и пара крыс, которые смотрели на нас маленькими предательскими глазами и сначала убегали, когда Роулф поднял камень и швырнул в них; конечно, не задев. Холод казался более сильным и каким-то более резким, чем у гавани, а темнота, которая окружала нас, была совершенно другого качества, чем в городе; не просто отсутствие света, а черная непроницаемая завеса, скрывающая неуверенное движение и жуткую, темную жизнь. Я не мог помочь, но почувствовал беспокойство, когда мы подошли вплотную за Шоном, и быстрый взгляд на лица Роулфа и Ховарда сказал мне, что они ничем не отличаются. Это было почти абсурдно - это была именно та местность, в которой я вырос и прожил большую часть своей жизни, прежде чем Родерик Андара приехал и забрал меня из трущоб Нью-Йорка, и я должен был знать их. Но это было иначе. Даже в худших районах Бронкса я знал об опасностях, которые окружали меня. Я не знал ее здесь. Но я это чувствовал. Очевидно.
После того, что казалось вечностью, Шон наконец остановился перед узким двухэтажным домом и жестом приказал нам отойти немного назад. «Подожди здесь», - сказал он шепотом. «Лучше, если я пойду один. Я хочу сначала поговорить с мисс Винден “.