Ховард заколебался. Не глядя на него, я почувствовал, что высокий незнакомец кажется ему не менее подозрительным, чем мне. Но у нас не было особого выбора.
“Это … было бы очень любезно с вашей стороны, мистер …”
«Болдвинн», - сказал незнакомец. - Леннон Болдвинн, сэр. К вашим услугам.”
Ховард показал поклон. «Филлипс», - сказал он. «Говард Филлипс. Мой племянник Ричард и Роулф, наш домашний слуга и кучер. Один за другим он указал на меня и Роулфа; в то же время он бросил на меня быстрый умоляющий взгляд. Я не поддался искушению кивнуть в последний момент. Конечно, не было причин не доверять Болдвинну, но и доверять ему тоже не было причин.
И мы уже договорились в Лондоне поехать под вымышленным именем.
- Тогда пошли, мистер Филлипс, - коротко сказал Болдвинн. «Уже поздно, я прошел долгий путь и устал. Садись в карету. Я поеду вперед ». Не дожидаясь ответа, он пустил лошадь рысью и проехал мимо нас. На очень короткое мгновение я смог более отчетливо разглядеть его лицо в бледном свете луны. Он напоминал Говарда в том смысле, который трудно описать - узкий, острый, почти - но только почти - аристократический покрой, с темными глазами и обрамленной педантично выбритой бородой короля Артура. Его кожа казалась мне неестественно бледной, но я не был уверен, не вызвано ли это впечатление просто светом. И он скорчился в неестественно тесном седле. Либо у него действительно была очень долгая и трудная поездка, либо он был - что мне казалось более вероятным - не очень опытным наездником.
Ховард коснулся моей руки и указал на карету. Тем временем Роулф связал ненужную посуду в узел и бросил ее между нашим багажом на крышу экипажа. Раненое животное стояло немного в стороне, но я знал, что оно последует за нами, как только повозка тронется.
Мы вернулись в машину. Ховард закрыл дверь, но раздвинул занавеску и сел так, чтобы можно было смотреть в окно и ненавязчиво наблюдать за Болдвинном. Роулф щелкнул кнутом; машина начала раскачиваться. Скрип тяжелых деревянных колес на пыльной дороге казался громче прежнего.
«Что ты о нем думаешь?» - спросил Ховард через некоторое время.
«Болдвинн?» - пожал я плечами. «Я не думаю, что он мне нравится», - честно ответил я. «Но, по крайней мере, это избавляет нас от необходимости ночевать на улице».
Ховард нахмурился. «Может, так будет лучше», - пробормотал он. Слова казались больше предназначенными для него самого, чем для меня, но я все равно ответил на них.
“Вы ему не доверяете?”
«Доверие…» - вздохнул Ховард. «Я, наверное, вижу призраков», - сказал он. “Но раньше казалось странным , что он появляется только сейчас. В конце концов, мы не встречались с душой почти два часа. Его предложение о помощи пришло довольно быстро “.
«Я всегда думал, что англичане особенно отзывчивые люди».
Ховард тихо рассмеялся. «Каждый готов помочь, если у него есть причины», - неоднозначно ответил он. «Но вы, наверное, правы - мы должны радоваться, что нам действительно не нужно спать на улице».
“И как это будет продолжаться?”
Ховард помолчал. «Это маленькое несчастье не меняет нашего плана», - сказал он наконец. «Я телеграфировал друзьям из Дернесса, что мы приедем. Вы допустите определенную задержку “.
Звук копыт изменился. Карета начала раскачиваться сильнее и, наконец, легла на бок, как корабль в открытом море. Сильный удар ударил по едва подрессоренным осям и потряс нас с Ховардом, когда Роулф вел машину за нашим проводником по узкой лесной тропинке с глубокими выбоинами и канавами.
В остальном разговор стал невозможным. У нас с Ховардом были заняты руки, чтобы их не сбросили с сидений или не ударяли головой о потолок, когда на машину ударилась еще одна неровность, и я серьезно ожидал, что ось сломается или карета перевернется. Я попытался выглянуть в окно, но все, что я мог видеть, было чернотой, лишь несколько теней то и дело исчезали. Дорожка была настолько узкой, что по обеим сторонам кареты царапали заросли и ветви, и в таком состоянии, как будто она не использовалась в течение многих лет.
Я полагал, что мы были примерно в полумиле вглубь леса под прямым углом к нашему предыдущему курсу, когда наконец прекратились раскачивания и неровности, и карета остановилась с одним последним, ужасающим грохотом. Ховард поднялся, поморщившись, и наклонился, чтобы посмотреть в окно, и я сделал то же самое с другой стороны.
Машина остановилась перед огромными коваными воротами. Болдвинн выбрался из седла и занялся замком. Он открыл только одно крыло, но его было более чем достаточно, чтобы пропустить вагон. Петли скрипели, как будто их не смазывали целое поколение.
Мы поехали дальше. Гравий теперь хрустел под колесами кареты, и сгорбленные тени, окаймлявшие дорогу, принадлежали огромному, но полностью заросшему парку, окружавшему дом Болдвинна. Путь и ворота не казались единственными, чем пренебрегали. Но я не имел права судить об этом. Я позволил себе снова опуститься.
Нас уже не так сильно трясло, пока Роулф вел карету по пологой дорожке к дому. Я слышал, как он обменялся несколькими словами с Болдвинном, затем машина снова остановилась. Огромная темная тень заполнила окно со стороны Ховарда.
Когда мы вышли, нас ударил холодный ветер, а из ближайшего леса доносилась странная смесь запаха сырости, свежей зелени и … да - и чего? Я не мог придумать подходящего сравнения, но пахло … странно. Воздух казался затхлым и затхлым, хотя это было невозможно; Я чувствовал себя как в комнате, окна которой не открывались слишком долго.
Затем мой взгляд упал на дом и забыл о запахе.
Это было огромно. Могучий, мрачный и грозный, как грозовая туча, омрачившая горизонт; особняк в позднем викторианском стиле, который когда-то был грандиозным и, должно быть, принадлежал дворянину или королю. Мощные полированные колонны обрамляли широкую белую мраморную лестницу, а окна, все из которых были зарешечены, были украшены драгоценной штукатуркой. По бокам входной двери стояли два огромных каменных льва, а прямо над входом была надпись, которую я не мог разобрать в темноте.
Но дом был не только огромным, но и старым. Решетки на окнах заржавели; дождь смыл уродливые коричневые полосы на кирпичной кладке внизу. Стены были потрескавшимися, штукатурка кое-где отслаивалась, и ее не заменил или заменил только любитель, а кусок размером с голову выломался из одной из мраморных колонн и раскололся на лестнице. Его фрагменты все еще лежали на сломанных ступенях, где они упали.
“Мистер Филлипс?”
Голос Болдвинна вырвал меня из размышлений. Я вздрогнул, секунду посмотрел на него почти виновато и быстро улыбнулся, увидев его манящий жест руки.
«Если ты хочешь пойти за мной в дом», - сухо сказал он. «Я приготовлю для вас небольшую закуску. Вы, должно быть, голодны “.
«Наш багаж …» - начал Говард, но его тут же прервал Болдвинн:
«Об этом позаботится моя экономка», - сказал он. «Ваш водитель, должно быть, устал так же, как и вы. Осторожно покиньте машину. С вашей собственностью ничего не случится “.
Его слова рассердили меня, но Ховард сделал быстрый предупреждающий жест рукой, и я проглотил резкий ответ, который был на кончике моего языка. Мы молча последовали за Болдвинном вверх по лестнице.
Дверь открылась незадолго до того, как мы добрались туда. Полоса желтого мерцающего света упала на лестницу, затем под проемом появилась согнувшаяся фигура и посмотрела на Болдвинна и нас. Болдвинн нетерпеливо махнул рукой; мужчина поспешно отступил назад и в то же время открыл дверь пошире, чтобы мы могли войти.
Это зрелище удивило всех нас троих. После запущенного состояния парка и дома не только я ожидал здесь чего-то похожего, но и произошло обратное: за входом был огромный зал, почти полностью сделанный из белоснежного мрамора. Люстра размером не менее пяти ярдов свисала с потолка на цепочке толщиной в руку, заливая комнату мягким желтым светом, а пол был таким чистым, что наши фигуры отражались на нем искаженными тенями. Зал был почти пуст; единственным предметом мебели был огромный драгоценный комод, над которым висело огромное хрустальное зеркало в золотой раме. На противоположной стороне зала изогнутая лестница, покрытая роскошными коврами, вела в галерею, от которой отходили многочисленные двери. Было приятно тепло, хотя огня нигде не было.