Я импульсивно кивнул. «Есть что-нибудь … чего вы не знаете?» - спросил я.
«Много», - серьезно ответил Махони. «Но я знаю, что с тобой, Роберт, и думаю, что знаю, как тебе помочь».
“В качестве?”
«Не здесь», - спокойно ответил Махони. «Мы должны убираться отсюда. Нам лучше спуститься в коридор. Понятия не имею, проходима ли она на всю длину, но там нет света. Мы будем в безопасности до заката “.
«А потом?» - спросил я.
«Тогда?» - улыбнулся Махони. «Тогда мы выйдем в море и заберем ящик твоего отца с книгами. Надеюсь, ты умеешь плавать “.
За последние полчаса лошадь становилась все более и более беспокойной. Штормовой фронт приблизился, и темный грохот и грохот грома теперь раздавались почти непрерывно, и хотя фронт дождя был еще далеко, воздух уже был наполнен тем странным чувством напряжения, которое предшествует сильному шторму и животному с ним. их чувствительные чувства регистрируются гораздо чаще, чем люди.
Но это была не единственная причина, по которой животное нервнило. Он терпеливо ждал, час за часом, когда вернется человек, который отцепил второго зверя и уехал с ним, но он не пришел, и он все еще стоял неподвижно на том же месте, неуклонно удерживаемый ремнями ремня безопасности. ремни связали его с тележкой; и он тоже не приедет.
Но даже в этом случае животное было не одним. Где-то за его спиной что-то двигалось, не человек, даже не какое-то другое существо, чей запах он бы узнал, но все же что-то живое, дышащее. Он чувствовал его движения, его странный, неприятный запах, странные звуки, которые он издавал, его странность, и все это доводило лошадь до грани безумия. Он фыркнул, в отчаянии запрокинул голову и изо всех сил тянул и тянул кожаные ремни, на которых он держался. Удары передавались через дышло на повозку, вызывая стон хрупкой конструкции, но повозка неподвижно стояла в грязи, и даже десяти лошадей не хватило бы, чтобы ее сдвинуть.
Но вещь сдвинулась с места погрузки.
Это не было ни животное, ни растение, ни что-либо еще, что можно было идентифицировать, а просто аморфная серая масса; шаткая гора серо-зеленой, зловонной слизи, похожая на огромную амебу, без видимых органов чувств или конечностей. За последние несколько часов он медленно, но неуклонно рос, поглощая тело Норриса, его одежду, затем пустые мешки, которые лежали на повозке, корзины и даже часть деревянных досок, из которых была сделана повозка. собран. Теперь он поглотил все органическое вещество в непосредственной близости, и его рост остановился.
Несмотря на это, он все еще был голоден и чувствовал приближение лошади, хотя у него не было ни глаз, ни запаха, ни слуха. Повозку затрясло от отчаянных толчков, которые лошадь бросилась на упряжь, и неровности коснулись ее бескостного тела .
Медленно он начал двигаться. С усилием, волоча за собой блестящий след слизи, похожий на огромную голую улитку, он скользнул к задней части погрузочной площадки, сочился по доскам и длинными жесткими следами капал на мокрый пол. Процесс занял много времени, минут десять, пятнадцать, может быть, двадцать и закончился, когда он усадил это существо, как гору серой колбасы высотой в метр на лесной тропинке. Он остановился на некоторое время, как будто ему нужно было набраться сил, затем снова двинулся: тонкие нити слизи ползли то тут, то там, как неуверенные пальцы, касались травинок и сорняков, искали, прощупывали, уходили или немного приподнимались в воздух словно вдыхает их запах. Затем очень медленно толпа двинулась вперед, мимо наполовину утонувшего в грязи колеса и пустой сбруи справа, к лошади.
Животное начало уклоняться, когда серая штука появилась в его поле зрения. Он поднялся с отчаянным криком, взвизгнул в сумерках и ударился передними копытами.
Серая штука подошла ближе. Земля, по которой он прополз, была голой и голой. Трава и все остальное органическое вещество исчезли, стали частью ползучего серого вещества, но этого было слишком мало, чтобы утолить ненасытный голод толпы.
Незадолго до того, как он достиг лошади, тварь остановилась. Животное начало бешенство, когда резкий запах амебоподобной массы проник в его ноздри, вскарабкался на задние лапы и отчаянно забил передними копытами странного нападавшего.
Но только один раз.
Его движения прекратились, как только его копыта коснулись массы. Быстрая судорожная дрожь пробежала по его телу, выражение его глаз сменилось с животного страха на тупое покорность, крики страха стихли.
Это произошло очень быстро. Серое вещество подкралось к его ногам, достигло его тела и начало пожирать его. Животное погибло быстро и безболезненно. Клетки его тела были поглощены, преобразованы и преобразованы во что-то чуждое, неестественное. Через несколько мгновений следов животного больше не было видно. Увеличилась только серая масса, больше не лепешки, а огромная дрожащая гора свинца, которая расплавилась и снова затвердела из-за тусклого цвета. Потом его движения тоже прекратились.
Давно ничего не происходило. Серая тварь лежала неподвижно, совершенно неподвижно, словно мертвая, часы выстроились, и день сменился сумерками.
Только когда солнце медленно приблизилось к горизонту, серая вещь снова двинулась. Он задрожал, затонул, как будто внезапно лишился внутренней опоры, и образовал лепешку диаметром более десяти метров.
Затем он начал расставаться.
Подобно гигантской клетке, его тело сжималось посередине, все больше и больше, пока одно существо не превратилось в два, соединенных только нитью тонкой, как волос. В конце концов, это тоже разорвало.
Одна из двух половинок - меньшая - начала сжиматься. Серая слизь сгустилась в комок, образовав руки, ноги, голову - все сырое и только намекающее, как глиняная скульптура, которая была только частично закончена, но все еще узнаваема. Как будто он хотел воссоздать форму человека, которого поглотил.
Снова масса застыла, как будто ей нужно было время, чтобы набраться новых сил, и снова прошли часы. Затем два существа, которыми превратилась гигантская клетка, начали двигаться в разных направлениях. Большая, все еще бесформенная половина поползла дальше в сторону леса, поглощая все, что попадалось на ее пути. На его пути остались только камни и безжизненная земля, ставшая бесплодной на глубину почти полуметра.
Вторая, похожая на человека часть, вскочила на ноги и повернула на север, к морю. В том направлении, откуда он услышал зов своего хозяина.
Медленно, неуклюжими, неуклюжими шагами шоггот двинулся с места …
Казалось, что у туннеля нет конца. Потолок был настолько низким, что мы могли только согнуться, и не раз Махони останавливался, ругался и пыхтел, чтобы убрать камни и грязь, упавшие с потолка, чтобы мы могли продвинуться дальше.
Я не знал, как долго мы здесь пробыли. Мой новый товарищ по оружию провел меня через ризницу церкви в крохотную подвальную комнату, забитую хламом и хламом, из которой вглубь вела потрепанная каменная лестница. Мы ждали там час за часом, как мне казалось, пока Махони не потянул часы и не объявил, что солнце уже зашло и пора уходить. Я пытался поговорить с ним несколько раз, чтобы узнать о нем побольше, но он всегда отвечал мне уклончиво или вовсе не отвечал. В какой-то момент я сдался. Но с каждым моментом мне все меньше и меньше нравилась моя позиция. Было не очень поучительно находиться во власти человека, о котором никто не знал ничего, кроме его имени, к лучшему или к худшему.
С тех пор мы идем по коридору ощупью. Я тщетно пытался вспомнить, как далеко находится церковь от гавани - я не видел много Дернесса, фактически только то, что было видно из окна моего гостиничного номера, - но я предполагал, что это должно быть не менее двух миль. быть если не больше. Если туннель действительно восходит к временам викингов, то люди совершили удивительный подвиг.
Эта мысль привела к другой, менее приятной: если туннель был действительно таким старым, то то, что мы с Махони делали здесь, было более чем опасным для жизни. Мы неоднократно проезжали там, где обрушился потолок или части боковых стен, и более одного раза мы проходили через них с чистой силой. Вероятно, здесь внизу было достаточно кашля в неподходящий момент, чтобы обрушить весь полуразрушенный свод …