— Это шестеро, а где ещё трое? — просил я, ещё раз пересчитав вех особ женского пола, напавших на засаду.
— Ещё одну бабу с дочкой, через пару дней, я сам вычислил, когда с участковым проверил всех, кто не вышел в понедельник на работу. Оказалась она директором сельского клуба работала. Бывшая городская, на пианино играла и детишек пению учила. Она вместе с раненой дочкой попыталась из наших мест утечь. Однако не судьба, её на станции Дальней прямо с пассажирского поезда милиция сняла, на который она успела билеты купить.
— А последняя, девятая? — спросил я.
— А девятую кошку в те времена мы так и не вычислили. Мамка её не светилась. А раны молодая быстро залезала и надолго легла на дно. Так что мне пришлось её уже самому, через пять лет ловить, когда она снова на промысел вышла, но это уже совсем другая история.
Неожиданно сидевший на бревне Шпала призывно кашлянул и уставился на Щукаря.
— Дед, а почему ты обмолвился что однорукий Фёдор вроде как не погиб. Ведь он точно погиб? — изрёк парень. — Да я же сам в те времена на сороковом у двоюродной бабки жил и видел, как его на погост несли и потом гроб закапывали.
— Хоронили это да. Только вот тот солдатик что выжил после госпиталя, ушёл на дембель, и почему-то не к себе в Смоленск укатил, а сюда вернулся и в доме Фёдора поселился.
— Переселился значит тот подселенец что в Фёдоре жил, причем прямо во время схватки с обернувшимися девками переселился — догадался я и дед Щукарь утвердительно кивнул.
— Я с тем солдатиком потом перетёр наедине, так что это точно он, да и члены совета местного о том всё знают. А потом их семейство отсюда и вовсе уехало, говорят БАМ сейчас строят.
— А что с девятой стало? Дед Щукарь, расскажи? — попросил Шпала и в этот момент мой теневик подал сигнал тревоги.
Быстро пристегнув приклад автомата к кольцу под мышкой, я положил на колени двустволку и перенёс часть себя в теневика, взяв разведчика под полное управление.
И как только я это сделал, как увидел глазами призрака босую девушку, облачённую в сильно рваную, белую ночнушку, накинутую прямо на голое тело. Пройдя между стволами кедров, чем-то смутно знакомая девчушка, увидела далёкий огонёк кострища и остановилась.
И в этот момент, в едва трепыхающимся свете, я внезапно различил торчавший из рваной прорехи припухший, женский сосок и её плоский живот. А потом глаза девушки едва заметно засветились, и она блаженно заулыбалась. И от этой вполне приветливой улыбки, мигом покрылся льдом мой затылок.
Глава 13
Тварь
Девушка стояла и улыбалась, не сводя глаз с костра. В какой-то момент она начала шевелить губами и нараспев бубнить себе под нос какую-то считалочку.
— Она тут — коротко предупредил я и без резких движений, указал точное направление.
— Я чую — ответил дед Щукарь и бережно погладил лежавшую на коленях трёхлинейку. — Погодь лейтенант, пока главное не дёргайся. Она сейчас нашего Шпалу манить начнёт, и нам нужно будет внимательно поглядеть шо дальше случится.
Посмотрев на сидевшего на бревне парня, я увидел, что тот перестал озираться и задрав подбородок уставился на полную луну, частично видимую в просвете между деревьями. На него явно действовал шёпот девушки, и он даже начал раскачиваться в такт её непонятной мантры-считалочки. Я тоже явственно чувствовал идущие от слов вибрационные волны, с каждым мгновением всё сильнее охватывающие затылок ледяными тисками, напоминающими о перманентной опасности.
— Павел Лукич, а чего ждать? Тут метров сто пятьдесят, не больше. Я смогу рвануть и её из автомата достать — попытался предложить я.
— Паря, да нахера нам сейчас девку доставать? — вырвалось у деда Щукаря и он зло оскалился. — Делай как договаривались. С места не сходи, а в неё лупи в самом крайнем случае, и только из двустволки, которую я тебе утром выдал. Лейтенант, и давай без самодеятельности. Ты всё понял?
Дед Щукарь явно задумал что-то очень хитрое, но мне о том по какой-то причине так и не поведал. И эта ситуация меня напрягало, как и весь его непонятный план.
А тем временем девица продолжала бубнить себе под нос и напряжение окружавшей нас силы, начало расти скачками, наэлектризовывая пространство и делая его неимоверно плотным.
Неожиданно сидевший невдалеке Шпала поднялся на ноги и начал порывисто раздеваться. На берег реки полетели сапоги, брезентовый плащ, старый свитер, разодранная тельняшка и портки молодого, и как я заметил, очень возбуждённого старателя.