— А ты сам Павел Лукич, тогда чего-нибудь почувствовал?
— Конечно чувствовал, но сделать ничего не мог, ибо к тому моменту я к прииску и к лагерю военнопленных доступа не имел, и так уж получилось у тамошних начальников считался неблагонадежным, и это, не смотря на то что раньше делал. — Щукарь недовольно покачал головой. — По ночам мне образы страшные приходили, со смертями и разрушениями. Бабка Матрёна с Дальней то же самое видела. К тому моменту мы с ней уже с десятком нормальных приживальцев общались, да и о всех местных, кто силу чувствовал, наперечёт знали. Некоторые из них тоже опасность чуяли и из-за этого некоторые даже уехали.
— А почему вообще шахты не закрыли и расследование не начали в связи с многочисленными смертями? — удивившись сложившемуся раскладу, поинтересовался я.
— Да нет, расследование на прииске учинили, всё честь по чести. И оно выявило что большинство происшествий со смертельным исходом, происходит в той самой первой и старой шахте, где встречаются природные пещеры с золотоносными жилами. Правда после этого начальство вместо того чтобы вызвать из Москвы учёных правильных и всё подробно выяснить, просто на время эту шахту закрыли и упор на другие две сделали.
— Значит прикрыли временно и только одну.
— Именно так. Оно и понятно, погибали то под землёй одни немцы и их особо не жалко. А золотишко то из шахт речечкой текло, значительно повышая общую выработку прииска.
— А сами немецкие пленные не возмущались, насчёт смертности их камрадов?
— Да нет, не особо. Конечно некоторые из тех, кто силу проснувшуюся, под землёй почувствовал, напрочь отказались вниз спускаться, но то были совсем единицы. А все остальные так и вовсе в забойщики записаться дюже стремились. Ведь к шахтёрам в лагере относились намного лучше, их барак самым образцовым был. Им зарплату полуторную платили и премию начисляли. Да и срок плена в шахте день за два исчислялся.
— Получается всё неслось на всех парах под откос, но никто ничего сделать не мог.
— Именно так и получается. Меня никто не слушал, хотя я все свои связи поднял. Совет из тех, кто силу почуял и правильных приживальцев, тогда только формировался в райцентре, и они дюже боялись сильно засветиться. Так что помощь от них была нулевая, даже не смотря на немалые усилия бабки Матрёны. В результате мне пришлось просто ждать и местных мужиков к самому плохому готовить.
— Ну и как Павел Лукич, дождались?
— Ещё как дождались. Сам видишь к чему это всё привело. Я ведь если честно ожидал, что на прииске просто мощный прорыв случится и с полсотни потусторонних тварей в наш мир переберётся. К этому народ и готовил, однако случилось то чего ни я, ни Матрёна не ожидали — сказал Щукарь и резко нахмурившись, замолчал.
— Павел Лукич не томи — не выдержав, поторопил я старого Ведьмака и отложил в сторону полностью вычищенный и собраний автомат Калашникова.
— Погодь парень, не спеши. Тут надо все основательно показать, а не так по верхам пробежаться — неожиданно осадил меня Щукарь. — Давай для достоверности моих слов, попробуем проделать один фортель, которому меня Мартена научила.
Сказав это, он принялся откладывать оружие в сторону, расчищая большой участок деревянного стола. Затем выложил на столешницу кусок прозрачного янтаря величиной с кулак и заставил меня сесть рядом.
— Это чего? — Я указал на янтарь, от которого в горнице немного повысился энергетический фон.
Приглянувшись я заметил, что внутри давно окаменевшей, древней смолы навсегда застыла какая-то мелкая ящерка.
— Это мой военный трофей из Кёнигсберга — сказал Щукарь и указал на ящерку. — Давай ка лейтенант загляни ей в глазки и не двигайся, а я начну рассказывать, авось на тебя подействует, и ты кой чего из того что я видел сам узреешь.