Следующие трое суток пролетели сравнительно быстро. Вагонзак, подолгу нигде не стоял и обычно передвигался по определённому маршруту, прицепленным к почтовым вагонам. На некоторых станциях в него грузили новую партию спецконтингента и кого-то выгружали под аккомпанемент окриков конвоя и надсадный лай овчарок.
За эти трое суток, в вагоне дважды полностью заполнялись все камеры. Причём зеки ехали с явным перенаселением. А однажды, совершенно неожиданно для всех, только что освободившуюся камеру, заняли женским спец контингентом, перевозимым на небольшое расстояние. И пока бабы находились в вагоне, угомонить арестантов мужского пола было попросту невозможно. Разумеется, смешанные рейсы в СССР строго настрого запрещены, но как известно, в каждом правиле имеются свои исключения.
И только одно правило оставалось незыблемым в этой поездке. Ко мне в камеру-купе, никого за трое суток так и не подселили. Так что перемещался я по необъятным просторам родины в сравнительном комфорте. Конечно, в моменты конвоирования до отхожего места, это замечали соседи из перенаселённых камер. Некоторые зеки задавали неудобные вопросы, но я строил из себя дурачка и отвечал, что не в курсе причины пребывания в вынужденном одиночестве.
Меня в отхожее место конвоировали строго дважды в сутки. После двенадцати ночи и рано утром. Каждый раз надевая наручники и сопровождая едва не полным составом караула. Из-за этого приходилось меньше пить и ограничить расход продуктов из скудного сухого пайка, выдаваемого конвоирами каждый день.
Меня при этом не устраивало только одно — гнетущая неизвестность.
Глава 6
Неожиданный поворот
5 декабря 1978 года.
Узбекская ССР.
Во время поездки у меня появилась уйма свободного времени. Используя эмоциональные всплески арестантов, я ловил частички выделяемой ими энергии. Бо́льшая часть силы по-прежнему была недоступна, но иногда получалось немного зачерпнуть. В эти редкие секунды я включал потустороннее зрение, и стенки вагона становились полупрозрачными.
Несколько раз на остановках удавалось выпустить наружу теневика. Одно плохо, как бы я ни старался, не получалось поместить в пересохшее хранилище, хотя бы крупицу энергии. Это меня не устраивало, и потому я с маниакальным упорством делал новые и новые попытки.
В перерывах между экспериментами пытался вычислить, в какую именно дыру меня везут. Поначалу подумал, что выгрузят невдалеке от закрытого города Горький-33. По некоторым данным, именно там находилась самая большая в СССР биологическая лаборатория, занимающаяся изучением всевозможных тварей, появляющихся из потусторонних аномалий. Однако поезд даже не остановился на ближайшем полустанке, находящемся всего в ста двадцати километрах от засекреченного объекта.
Казахская ССР, встретила вагонзак нескончаемыми порывами шквалистого ветра. Внутри стало ещё холоднее. На зарешеченных окнах образовывалась наледь.
Перевозимый спецконтингент заметно приуныл. А после большой выгрузки, произошедшей недалеко от космодрома Байконур, бесконечная череда зеков, поочерёдно конвоируемых солдатиками до отхожего места, сильно поредела. Обычно конвой грубо поторапливал арестантов, а теперь эта процедура протекала почти без окриков.
Шло время, и когда я почувствовал, что пункт назначения близок, на одной из станций, находящихся на восточной границе Казахской ССР, из вагона высадили всех оставшихся зеков. После этого никого в освободившиеся камеры не загрузили. Я ожидал, что за мной тоже приедут, однако вместо этого вагонзак прицепили к почтовому поезду, и тот направился дальше в сторону Узбекской ССР.
И только в этот момент стало понятно, куда именно меня везут. Я уже знал, что на территории Афганистана появилась опасная аномалия. Похоже, тем, кто с ней работает, понадобилась консультация профильного специалиста. Одно непонятно, как они могут игнорировать кровавый инцидент, произошедший на зоне?
Узбекистан встретил потеплением. Больше не надо было натягивать шапку-ушанку на голову и кутаться в фуфайку во время сна. Да и на душе как-то потеплело. Ведь Узбекская ССР, командировочному лейтенанту московской милиции, Гене Строеву, нравилась всегда. В прошлой жизни мне здесь пришлось по душе почти всё. Приветливость и хлебосольность простых людей. Степенный уклад, их неторопливой жизни. Восточный колорит и флёр сказочной таинственности, окутывающий необычные пейзажи и поселения.