Оглядевшись, увидел вздымающиеся ввысь скалы. А внизу — каменистое дно горной реки. По пересохшему руслу неспешно передвигался настоящий караван душманов.
Афганских душманов я узнал сразу. Длинная цепочка, навьюченный тюками ишаков и мулов, сопровождалась дюжиной вооружённых до зубов всадников на небольших лошадках. Каждый из афганцев, весьма характерного вида. На головах пуштунки и тюрбаны. Одежда простая, с обилием элементов военной амуниции. В качестве оружия, кинжалы, автоматы Калашникова и английские винтовки «Ли-Энфилд», времён мировых войн. Особо выделялись, единственный американский автомат М-16 в сочетании с пистолетом Маузер и саблей, украшенной золотым орнаментом. Этот арсенал украшал представительного бородача, скорее всего, являющегося предводителем банды.
Пользуясь изломанными тенями, мой призрак начал перемещаться вдоль колонны. Хотелось понять, по какой причине его сюда переместило. Причина обнаружилась практически сразу.
Через седло одного из мулов было перекинуто связанное по рукам и ногам тело европейца. Рассмотрев его получше, я к своему немалому удивлению, узнал доктора Каца. И как только я обнаружил своего друга, сразу понял, что это не один из вариантов возможных событий, иногда приходящих с той стороны реальности. Всё это происходит в действительности. То есть прямо сейчас.
И только одно оставалось загадкой, какого чёрта док делает в грёбаном Афганистане. Ведь год назад мне клятвенно обещали — если я буду беспрекословно подчиняться приказам, то близких мне людей никто не тронет. А сам Кац, во время последнего сеанса восстановительной терапии, озвучил отличную новость. Ему предложили основать собственное терапевтическое отделение в Боткинской больнице, подчиняющееся напрямую руководству девятого управления КГБ СССР. Под такой крышей, ему и сам чёрт не страшен.
Странно это всё. После того как я наломал дров, мой теневик переместился в Афган, чтобы показать, что спасавший мою жизнь человек, находится в беде.
Болезненные воспоминания и размышления о новых проблемах, галопом пронеслись в сознании. А затем я включился в происходящее и начать подмечать детали, способные помочь найти Каца.
Судя по характерной местности и нарядам душманов, сейчас док на территории Афганистана. Остаётся понять, как я могу, используя эту информацию, ему помочь?
С целью увидеть и запомнить, как можно больше, бесплотный теневик начал перемещаться между тенями всадников. Я изучал каждого и в какой-то момент внезапно почувствовал, что меня заметили.
— Серый шайтан! — выкрик предводителя душманов, заставил замереть на месте.
А потом он вскинул автомат и выпустил очередь прямо по теневику. Разумеется, пули прошли сквозь пустоту и врезались в скалу, но сам факт обнаружения призрака, насторожил.
Скрывшись в самой тёмной части изломанной тени, я напрягся и принялся изучать ауру стрелявшего. Если честно, то её вид удивил. Поначалу подумалось, что она принадлежит светлому или нейтральному иному, но после более внимательного осмотра стало понятно, вожак душманов одарённый человек.
А пока я его изучал, бородач остановил лошадь и закинул за спину автомат. В точности указав на местоположение теневика своим людям, он достал из седельной сумки кожаный мешочек и принялся отсыпать себе на ладонь, подозрительно выглядевший, серебристый порошок. Затем он что-то на нём начертил и со всех сил дунул, тем самым выпустив в мою сторону, подхваченное ветерком, серебристое облако.
И как только искрящиеся на солнце частички проникли в тень и вошли в контакт с призраком, я почувствовал нестерпимое жжение, грозившее окунуть реальное тело в агонию. Последнее, что я услышал, перед тем как теневик исчез, это смех бородача и афганские проклятья.
Очнувшись на нарах, я ощутил жжение. Тело сильно трясло. Осмотрев руки, обнаружил множество мелких повреждений кожи, походивших на неглубокие проколы иголкой. Это ещё больше убедило в том, что всё увиденное во сне вполне реально.
А ведь положение доктора Каца, это первый реальный повод, сбежать с зоны. Ещё раз подробно вспомнив увиденное, я решил: если мне не пойдут навстречу те, кто приедет из Москвы для проведения допроса, то я прерву своё заключение, чего бы мне это ни стоило.
Зарешеченного окна в одиночной камере не имелось, так что с ходу определить, сколько я проспал, возможности не имелось. Однако прислушавшись, я уловил знакомые звуки и понял, в ШИЗО начали разносить завтрак. Выходит, я продрых до утра.
А буквально через пару мину распахнулась окошко и мне выдали алюминиевую тарелку, наполненную кашей дружба. И кружка едва тёплого, но зато сладкого чая. Если честно, то я думал, что за мной придут сразу после завтрака, но этого не произошло, ни после обеда, ни после ужина. Странно, но про меня словно забыли.
Из перестуков зеков между камерами выяснилось, после кровавой поножовщины на лесопилке, зона стоит на ушах. Арестантская азбука Морзе, далеко не совершенна, но то, что блатные вынесли мне смертный приговор, я понял. Подобный расклад не удивил, и потому я продолжил готовиться к прибытию гостей из столицы.
А в девять вечера за мной пришли конвоиры. Причём в приличном количестве. Они застегнули наручники на руках и ногах. Затем соединили их специальной цепью за спиной и вместо того, чтобы отконвоировать в допросную, повели совсем в другом направлении.
Когда меня вывели из штрафного изолятора, я снова стал себя спрашивать, что здесь происходит? Обилие солдатиков с автоматами и несколько истошно лающих овчарок особо не удивило. А вот когда меня загрузили в будку автозака, предназначенного для перевозки спецконтингента, я реально удивился.
Вывозить с зоны, совершившего преступление заключённого, без первичного допроса, — это как-то уж совсем неправильно.
А пока я размышлял, автозак выехал через центральные ворота зоны, прямо за запретку. В железной будке было прохладно, а так как фуфайки, взамен испорченной, мне так и не выдали, пришлось помёрзнуть. Судя по направлению движения, автозак направлялся в сторону железнодорожной станции. Когда он до неё добрался, было около часа ночи.
И опять солдаты и собаки. Меня отвели в весьма неудобной позе, до загнанного на тупиковую ветку, столыпинского вагонзака и усадили на корточки. После этого я смог осмотреться.
Для единственного заключённого количество охраны явно зашкаливало. Психологическое напряжение конвоиров дало возможность воспользоваться потоком выделяемой ими энергии и на пару секунд активировать особое зрение, делающее полупрозрачными все материальные объекты, находящиеся до сотни метров от моего местонахождения. В этом состоянии я с трудом мог увидеть тень реальной человеческой ауры, но зато мог рассмотреть в подробностях его нутро и пересчитать мелочь в кармане брюк.
В вагонзаке, все камеры, предназначенные для перевозки спецконтингента, оказались пусты. Но зато присутствовал полноценный конвой внутренних войск в двенадцать рыл.
Приняв документы на перевозку заключённого и опечатанную папку с личным делом, начальник караула приказал загрузить зека в вагон. После этого меня закинули в трёхместную камеру.
Разумеется, матрасов и одеял на полках не имелось. От отопительной системы вагонзака, тоже особо не запотеешь. Правда, когда я решил, что придётся в процессе этапирования конкретно помёрзнуть, конвой удивил. Перед тем как снять наручники, солдатик с красными погонами на плечах, кинул на пол камеры новенькую фуфайку и ватные штаны с ушанкой. Облачившись в это добро, я улёгся на среднюю полку и почувствовал, что жизнь налаживается.
В тупике вагонзак простоял до двух ночи, а потом подъехал маневровый тепловоз и подцепили его к хвосту почтового поезда. Я был уверен, сейчас вагон покатит прямиком в Москву, где меня возьмут в оборот специально обученные товарищи из компетентных органов, но вместо этого тепловоз потянул состав совсем в другом направлении. Последнее удивило и заставило начать гадать, куда меня везут?