— От меня. — Низушек махнул парню, чтоб оставил, наконец, мехи в покое. — Как звать-то?
— Геральт.
— А я — Август Хорнпеппер. Здешний кузнец. Табличка на развилке — моих рук дело. Потому как грамотный я. Учёный. Вот старейшины мне и поручили дело — табличку написать и ведьмака, когда явится, встретить. Стало быть, приветствую.
— А в деревню, — продолжил он, видя, что Геральт не ответит на любезность, — соваться не надо. Велено не пускать. Никак, понял?
— Нет.
— Не хотят они тебя там! — выпалил местный кузнец. — Не хотят, и всё тут. Мне поручили дело, со мной говори и со мной уговор заключай. Со мной. Я ведь не только низушек, но ещё и кузнец. К низушку никакие чары не липнут, а к кузнецу никакая нечисть не подступится. Я ведьмака не испугаюсь.
— А что ж деревенские такие пугливые?
— Насмешничаешь? Всем известно, что за ведьмаком всякая зараза тянется и скверна, что он всегда какую-нибудь хворь может притащить, даже мор. И что потом прикажешь делать — сжигать всё, к чему прикоснётся? К тому же девок молодых в деревне видимо-невидимо, а за ведьмаком разве углядишь? Околдует, попортит, и вот тебе — поди потом замуж выдай.
Говоря это, кузнец скалился. А подмастерье, разинув рот, глядел на Геральта со страхом.
— Ладно, — низушек посерьёзнел, — хватит шуток. Садись, вон там, на лавку.
— Не жалко лавки? Ведь придётся, поди, сжечь?
— Я не боюсь. Тут кузница, тут чары не действуют.
Геральт сел. Август Хорнпеппер тоже сел, на табурет напротив. Подмастерье примостился на земляном полу в углу.
— Этак с год назад, — начал низушек, — приключился в деревне мор. Скотина дохнуть стала. Тёлки да волы. Куры нестись перестали. Мужик сено косил, косой порезался. Баба одна дитя потеряла. Мальчонка с чердака свалился, ногу сломал. Староста медвежьей болезнью маялся, день и ночь с нужника не слезал. Словом, бед не счесть. Думали люди, думали, да и надумали — порча это.
Геральт вежливо молчал.
— А жила в деревне старуха, — продолжил после паузы Август Хорнпеппер. — Старая ведьма, скрюченная как коромысло, с бородавкой на носу. Травами промышляла. Её и заприметили — возле курятника крутилась, того самого, где куры нестись перестали. Да ещё в пруд наплевала, а вскоре рыба кверху брюхом всплыла. Ну и взяли эту старуху, да в тот же пруд её. Бултых! Глядят: не тонет. Стало быть, ведьма. Выловили...
— И сожгли.
— Да. Но сперва шею свернув.
— Слушаю дальше.
Август Хорнпеппер прохрипел, сплюнул в кадку с водой.
— Был у старухи кот, — продолжил он. — Здоровенный чёрный бандюга. Известно, для чего такой кот у ведьмы водится. Хотели поймать и тоже спалить, да удрал, паршивец. В лес утёк, только его и видели.
— И?
— И началось. Пошёл парень за хворостом, сгинул. Через три дня нашли. С лица кожа до костей содрана, рука наполовину отгрызена, живот вспорот, кишки наружу. Потом ещё один. И так же: когтями располосован, изгрызен, требуха наружу. Потом ещё один, точь-в-точь. Сразу видать: кошачья работа. И подтвердилось.
— Что подтвердилось? И как?
— Один выжил. С месяц назад дело было. Кишки обеими руками придерживал, но как-то до деревни дополз. Перед смертью подтвердил. Кот. Чёрный. Громадный. С телёнка размером. Тут всё ясно стало, порешили. Это кот ведьмы. Магией вырос и мстит за хозяйку.
— Продолжай.
— В лес уже никто в одиночку не ходит, только гуртом. Да и то непросто такую ватагу собрать — все ведь трясутся от страха. А там лесные поляны, косить надо, иначе без сена останемся. Вот старейшины и порешили ведьмака кликнуть. Деньги собрали. Велели табличку сделать — я сделал, повесил. Рад, что так скоро объявился. Мечи, гляжу, при тебе. А у меня их деньги на сохранении. Убьёшь чудище — получишь плату.
— Мне надо убить кота. Кота ведьмы?
Август Хорнпеппер помолчал.
— Я кузнец, — сказал он, наконец, пристально глядя на ведьмака. — Никаких чар не боюсь, хоть сам тут чародейством занимаюсь. А ты как думал — как это делается, чтобы твёрдое железо размякло и под молотом любую форму приняло? Это огненная магия и сила нечистая, не иначе. К тому же я низушек. На мне всё как с гуся вода.
Геральт промолчал. Кузнец снова хрипло откашлялся, сплюнул.
— Я ко всему привычный, — продолжил он. — К болтовне про колдовство тоже. Потому как испокон веков случалось, что скотина дохла, а куры нестись переставали. Рыба всплывает, когда вода цветёт. Косари режутся, когда спьяну за косы берутся. А что староста с поносом мается? Тоже, что ли, сверхъестественное? Да покажите мне, милые мои, что-нибудь естественнее поноса. Вывод-то напрашивается простой: не было тут ни чар, ни порчи, ни чертовщины никакой. Невинную бабу придушили, вот и всё. Вижу, тебя совсем не трогает то, что я говорю.
— Я тоже привычный.
— В твоём ремесле иначе нельзя, это понятно. Что ж, пусть каждый своим делом занимается. Моё дело – наковальня да молот. Невинную бабу убили – это дело старосты и судов. А твоё, ведьмачье дело – разобраться с тем, что в лесу людей убивает. Потому что убивает там что-то. Хотя готов поспорить, что это вовсе не бабкин кот. А? Как думаешь, молодой ведьмак?
— Для простоты, — ответил Геральт после паузы, — пусть будет кот. Название подходит не хуже других. Давай перейдём к деталям. Сколько у тебя в казне? Сколько деревня за кота заплатит?
Кузнец снова помолчал какое-то время. Потом причмокнул.
— Велели мне, — сказал, наконец, — хорошенько с тобой поторговаться. Начать с двухсот... Погоди, не мотай головой, дай договорить. Они хоть и бедняки, но не заслуживают, чтобы я тут торговался. Готовы дать максимум пятьсот марок, столько собрали. Так и порешим, без торга.
Молчание Геральта он принял за согласие, и правильно сделал.
— Разумеется, — добавил как бы между прочим, — о предоплате и речи быть не может. Даже о задатке не заикайся. Я понимаю их опасения. Ведь если бы меня, к примеру, местные считали мерзким выродком, что невинных женщин убивает, чуму разносит да миазмы, извращенцем, падким до девок, если бы брезговали мной так же, как они тобой... Я бы не посчитал особо бесчестным взять деньги вперед, да и дать дёру. Пусть получат по заслугам. Не думал об этом?
— Нет. Ни секунды.
— Так я и думал. В общем-то, был уверен. Но что, и спросить нельзя?
***
От кузницы до опушки бора было четверть стадия. На полпути стояло нечто, что, видимо, ещё осенью было возом с сеном, а теперь превратилось в заросшую руину, от былого великолепия которой остались только ходовая часть да колёса, сработанные колесным мастером из материала получше, чем всё остальное. Три колеса, четвёртое было сломано. Нетрудно догадаться, что повреждённый воз бросили в панике, распрягли лошадь и бежали со всех ног. И не нашлось смельчаков вернуться за повозкой.
Геральт остановился у воза, немного понаблюдал за опушкой леса. Потом приступил к приготовлениям. По правилам, вбитым в него в Каэр Морхене.
Достал меч. Оружие заметно отличалось от обычных боевых мечей такого класса. Ведьмачий меч, выкованный из метеоритной стали, имел общую длину сорок с половиной дюймов, из которых на клинок приходилось двадцать семь с четвертью. У обычных мечей клинок был либо на дюйм короче, либо на дюйм длиннее. Ведьмачий меч весил тридцать семь унций. Обычные мечи, даже те, что короче, как правило, были куда тяжелее.
Проверил остроту клинка. В общем-то, зря – проверял ведь только вчера. Но правила есть правила.
Из сумки достал небольшую шкатулку. Нажал пальцем потайную защёлку, открывающую крышку. Внутри, в мягких отделениях, тесно стояли флаконы из тёмного стекла. Их крышки выстроились ровными рядами, словно солдаты на плацу. Геральт закрыл глаза. Он умел – обязан был уметь – распознавать флаконы на ощупь, помнить их место в шкатулке и безошибочно определять форму крышки подушечкой пальца. Коснулся флаконов, опознавал один за другим. Лечебные эликсиры: Иволга, Чёрная Чайка и Чайка. Морфующие: Трясогузка, Дрозд и Цапля. Метаморфующие: Козодой и Чечевица.
Отхлебнул по глотку из двух – Дрозда и Цапли. Решил, что этого хватит.