Несколько раз мелькала мысль – не вернуть ли артефакт, сыграв дурачка, но Улисс подозревал, что сначала его убьют, а потом станут разбираться. Пытаться обмануть магов – опасное дело, они такое не прощают.
Его загоняли, как дикого зверя. До города он доехал на лошади, но старушку пришлось продать. Она была приметная, в яблоко, и подельники запросто могли ее отыскать. Притвориться бродягой было безопаснее.
А этот артефакт? Он не зажигался и не проявлял никаких магических свойств! Если бы вор своими ушами не слышал, как Невис говорит о фонаре, если бы не видел, с какой опаской и почтением обходили хижину снежные волки, решил бы, что с ним сыграли дурную шутку. Но у ведьмы и изобретателя фонарь работал исправно. В отличие от него.
Ладно, доберется до континента, найдет, кому его спихнуть. У Улисса была парочка знакомых перекупщиков, которые за процент от сделки могли и цену назвать, и покупателя найти, не поднимая шума. А он заляжет на дно, переждет, пока поиски не затихнут, и после осядет где-нибудь. Купит небольшой домик, а оставшиеся вырученные за артефакт деньги положит в банк под проценты. Журавля в небе он наловился, теперь бы синицу удержать.
Улисс в очередной раз покосился на мешок, убедился, что тот на месте, и прикрыл глаза. Надо было поспать. Завтра с утра он договорился с возницей, чтобы за пару медяшек подбросил на козлах в порт. А оттуда на корабль – и пусть маги попробуют его отыскать! Если, конечно, не застрянут в заснеженном городе до весны.
Удары костяшек о пол странным образом успокаивали, равно как и храп соседа. Улисс почти уснул, когда почувствовал, что запястье сдавила бечевка. Сработала нехитрая защита – кто-то трогал его вещи. Улисс прекрасно понимал, в каком месте вынужден ночевать, и привязал тонкую бечевку к горловине мешка – специально, чтобы не проснуться обворованным. Да стыдно же, чтобы его, профессионала, обокрал какой-то бродяга?!
– Эй, ты куда полез?
Он вскочил и схватил воришку за руку. От вида тощего, покрытого лишаями мужичка Улисса чуть не вывернуло. Воришка с трудом держался на ногах, покачиваясь от выпитого, и расфокусированным взглядом смотрел куда-то сквозь него. Судя по разбросанным по грязному полу вещам, он успел раскрыть мешок в поисках кошеля и других ценных вещичек.
– Случ-чайно, дядь, – пьяно улыбаясь, сказал воришка и нелепо взмахнул руками.
– Случайно? Да я тебя!..
Воришка качнулся вперед.
Что конкретно он сделает, Улисс сказать не успел, задохнувшись от острой боли, и с удивлением уставился на торчащий из живота нож. Воришка улыбался ему в лицо, уже совсем не пьяно, и, вытащив нож, ударил снова. А затем наградил еще одним ударом. Улисс завалился на койку, заливая ее кровью. Попробовал позвать на помощь, но на невразумительный хрип несколько человек из играющих в кости лишь ненадолго обернулись, а затем продолжили игру. Никто не дернулся ему помочь. В конце концов, из ночлежки каждый месяц трупы вытаскивали.
Последнее, что увидел Улисс, – как его случайный убийца вернулся к мешку и закопался в вещах, небрежно откидывая драгоценный фонарь в сторону…
Настоящее время. Северное море
Вильма всегда представляла морские путешествия чем-то волнительным. За свои неполные тридцать лет она ни разу не выезжала за пределы Маскарта. Мысль, что находишься посреди моря на небольшом судне, а со всех сторон вода без конца и края, заставляла сердце восторженно петь. Ей хотелось ощутить запах соли на губах, дремать в каюте под неспешное покачивание волн и наслаждаться морскими деликатесами, особенно вкусными на свежем воздухе.
Увы, реальность оказалась куда суровее и прозаичнее. «Крачка» была двухмачтовой торговой шхуной и могла взять с собой в плавание до десяти пассажиров, разместившихся в крохотных каютах. Вильму подселили к подслеповатой, но бойкой старухе, беспрерывно ворчащей на тихоню-невестку. Госпожа Горден дымила трубкой, как печка, и вместо морской соли каюта, как и все ее обитатели, крепко пропахли табаком. Уговоры не курить на старуху не действовали. К тому же она искренне считала, что облагодетельствовала Вильму, позволив ей поселиться рядом, и не забывала напоминать об этом при каждом удобном случае.
Ее невестка, точнее будущая невестка, Агнесс, хрупкая девушка со светлыми, как солнечные лучики, волосами, только виновато разводила руками и все больше молчала. Поговорить с Вильмой она смогла, только когда вредная соседка уснула; шепотом, чтобы не разбудить. Оказалось, что Агнесс ехала к жениху и ужасно волновалась, сможет ли прижиться на севере. Холод и вьюжные ветра ее не пугали, а вот отношения с будущей свекровью вызывали опасения.