Внимание!
Частная собственность
Вход воспрещен
Нарушители будут
Последнее слово было добавлено еще до рождения Мэгги и время от времени обновлялось местными подростками. Дрейкфорды не давали себе труда закрасить его. Во-первых, семью не интересовала собственная репутация в деревне. Во-вторых, это предупреждение вполне могло соответствовать истине.
Каждый мужчина, женщина и ребенок, рожденные в этой части гор Катскилл, знали, что входить в Ведьмин Лес ни в коем случае нельзя. Там, в чаще, таилась опасность. Для того чтобы в этом убедиться, стоило лишь взглянуть на самих Дрейкфордов. Много лет назад их предок осмелился ступить за живую изгородь, и Дрейкфорды расплачивались за это до сих пор. Ни один из жителей Схемердаля, каким бы смелым, глупым или пьяным он ни был, никогда, ни при каких обстоятельствах не сунул бы и носа дальше этого знака.
Однако Мэгги предупреждение нисколько не пугало. Для нее знак был чем-то вроде дверного коврика, напоминанием о том, что она в безопасности, дома, далеко от злых, жестоких людей. Она направила Глэдис в «ворота» и без малейших колебаний въехала в лес.
Если бы Мэгги знала, чтó на самом деле обитает в Ведьмином Лесу, она, возможно, дважды подумала бы.
Глава 4. Дрейкфорды
От «живой изгороди» до фермы было еще полмили. Мэгги медленно ехала по извилистой дороге мимо ручейков и небольших речушек, мимо темных водопадов, мимо одиноких холмов, увенчанных рябиновыми деревьями.
По пути Мэгги размышляла о йоде, швах и лавине вопросов, которые ее ожидали. Что расскажут Рейтеры своим родственникам? Что расскажет Мэгги своим? Вдали показался жилой дом, строение из потемневших бревен с мансардной крышей; с одной стороны находился хлев, который использовался в качестве дровяного сарая, с другой – огород. На подоконнике стояла зажженная керосиновая лампа. Электричества у Дрейкфордов не было.
Мэгги подъехала к хлеву. Не успела она затормозить, как на крыльце кто-то включил карманный фонарик. Капли дождя поблескивали в узком луче света. Он задержался у нее на лице, и Мэгги прищурилась. Потом луч скользнул по прицепу и остановился на вмятине, оставленной камнем Абеля.
«Превосходно», – подумала Мэгги. Взяла с соседнего сиденья зонт, открыла дверцу и спрыгнула на землю. Ее окликнули, но слова потонули в очередном раскате грома. Мэгги обернулась к крыльцу.
– Что? – крикнула она. – Я тебя не слышу.
Мать нетерпеливо махнула рукой и вернулась в дом.
«Если ты так торопишься, могла бы и помочь», – раздраженно подумала Мэгги, морщась от боли в руке. Потом раскрыла зонт, сбегала в сарай за тачкой и подкатила ее к задней части прицепа. Открывая дверцы, она постаралась взять себя в руки, чтобы не закашляться, не отшатнуться. В нос ударила тошнотворная вонь, смесь едкого запаха химикалий и смрада тухлого мяса.
– Мы дома, – бодро произнесла Мэгги.
В дальнем углу что-то пошевелилось, потом на пол посыпалась солома, и существо поползло к выходу. Оно двигалось медленно, слышалось хриплое прерывистое дыхание. Когда пассажир прицепа появился на пороге, Мэгги заставила себя смотреть. Ее взгляд скользил по бесформенному телу, в котором осталось совсем немного человеческого. Неестественно вывернутая рука, сросшиеся, негнущиеся пальцы, блеск единственного глаза. Существо было одето во фланелевую рабочую рубашку – ее перешили летом, но она уже износилась. Мэгги наклонилась, подхватила его под мышки и уперлась ногой в бампер. Кряхтя от напряжения, она вытащила отца из прицепа.
Он упал в тачку с мягким шлепком, словно осьминог, которого вытряхнули из сети на палубу траулера.
При этом звуке Мэгги снова поморщилась.
– Больно было?
Отец беспокойно извивался в тачке. Капли дождя, падавшие на его охваченное лихорадкой тело, сразу испарялись. Он попытался ответить, но речь теперь давалась Биллу Дрейкфорду с трудом, а поездка лишила его последних сил. Ему удалось выдавить какую-то бессвязную фразу. Мэгги уловила только слово «контроль».
– Перестань, – ответила она. – Я тоже потеряла контроль над собой. Давай, двигаемся, иначе опоздаем к чаю.
Лежавшее в тачке тело сотряс спазм. Папа смеется, подумала Мэгги. У него всегда было отличное чувство юмора. Он перестал шевелиться и лежал тихо, как будто смирившись со своим положением, с беспомощностью, зависимостью от других. Мэгги смотрела в неузнаваемое лицо, обращенное к ней. У него больше не было губ, а лицевые мускулы были постоянно напряжены, так что даже нейтральное выражение напоминало ухмылку Веселого Роджера. Но этот единственный глаз, затянутый катарактой, мог передавать множество эмоций. И сейчас Мэгги угадала во взгляде отца безграничное доверие.