Девушки притихли. И не успел я даже подумать об отползании из опасной зоны, как рыжая красотка оказалась на земле, возле меня. Легонько стукнула она черенком швабры по большому пальцу правой ноги моей и по моему правому уху. И, смеясь, полетела к подругам.
– Приходи в ближайшую полночь ко мне, коли подарок мой не по вкусу придется! – Прокричала она мне, лихо залетая в трубу…
Подруги её тут же скрылись за облаками. О каком подарке вела речь ведьма, я понял только дома… Сотоварищи мои ещё спали, ворочаясь и постанывая во сне от мучающей их жажды после очередного бурного застолья. Я же решил принять ванну и побриться, дабы немного придти в себя после всего увиденного. Но, увидев своё отражение в зеркале, я невольно вскрикнул и отшатнулся. Пугливым и слабонервным я никогда не был, но вид моего правого уха, того самого, которого коснулась ведьма, испугал бы любого человека, даже с достаточно крепкой нервной системой. Оно начисто заросло какими-то странными, серыми волосами, по составу своему скорее напоминающими волчью шерсть. Отчего сам я походил на некую жалкую зверушку, а не на некогда симпатичного (по словам моих подружек), крепкого парня.
– Чёртова ведьма! – В ужасе я пальцами тёр свое ухо и пытался брить его бритвой…
Но не так-то просто обрить ухо. После шестого пореза я отказался от этой затеи и твёрдо решил этой же ночью пойти к ней с требованием восстановить мою внешность. Благо в то время волосы я носил достаточно длинные, что позволяло мне скрыть на предстоящие сутки своё внезапно возникшее уродство. Думаю, вы догадываетесь, что шерстью от ведьминого прикосновения покрылось не только мое правое ухо, но и большой палец правой ноги…
Для начала я решил просто выспаться. Сон был тревожным. Я ворочался, мычал, просыпался и снова впадал в странное состояние транса, в коем ожидала меня моя новая знакомая. Губы её пахли лесной земляникой. Рыжие волосы вились, будто змеи, и обжигали меня своим прикосновением. Она мучила меня, маня и отвергая… Всё, на что доставало моего мужества в этом непонятном сне, это спросить её имя.
– Лилит… – Прошептали алые губы настолько близко от моих, что я застонал и проснулся.
Я был на все сто процентов уверен, что сон, терзавший меня весь день, не был обычным сном. То ведьма Лилит (я знал, что это её настоящее имя) ворожит… И сердце моё дрожит…
В ту же минуту я сел за стол и начал писать свое первое и единственное в жизни стихотворение. О ней… Лилит…
К вечеру состояние моих приятелей-товарищей не улучшилось, а, скорее, наоборот ухудшилось. Выяснилось, что чудный вчерашний банкет был устроен без соблюдения самого главного правила хорошей вечеринки – техники безопасности. А именно – “пойло” было приобретено за совсем небольшие деньги у какого-то иностранного гражданина, не имевшего даже временной регистрации в РФ. Приятелей моих, всех до единого, госпитализировали. Во время госпитализации Матвей, словно больной ребёнок, держал меня за руку и, морщась от каких-то крайне болезненных ощущений в пропитом начисто организме своем, вопрошал:
– Максик, а ведьма как же? Ты справишься один-то? Ты держись…
Я похлопал его по плечу и, втайне радуясь (хотя в такой ситуации радоваться было грешно), что мне никто не помешает сегодня ночью, уверенно и проникновенно произнес:
– Вы сами держитесь там. Я не подведу, еженощно на дежурстве буду.
Мой уверенный тон абсолютно успокоил Матвея и он, отпустив мою руку, позволил занести себя в карету “Скорой помощи”.
Итак, я остался один. Путь мой был свободен, будто кто-то одним взмахом волшебной палочки убрал все препятствия с дороги… Думать о том, что это она позаботилась о нашей встрече, я просто боялся…
Ты бы видел, читатель мой, как я готовился к этой встрече… Даже сейчас, по прошествии немалого времени, при воспоминаниях об этом, на лицо мое наплывает блаженная улыбка…
Я напоминал себе ту девицу из рекламы: трижды помылся; минут 40 бегал в семейных трусах пред зеркалом в прихожей, то удаляя некий невидимый прыщик, а то, заворожено поглаживая волоски на своей груди, просто долго всматривался в своё зеркальное отражение; перемерил весь небогатый гардероб; залил себя одеколоном друга Даниила…
Я собирался так, словно иду на свидание к весьма желанной даме… И вдруг замер пораженный: я действительно иду к самой желанной для меня за всю мою недолгую жизнь девушке. Единственное, что тревожило меня – она была не такой, как все прежние мои знакомые, а именно ведьмой и, судя по всему, весьма поднаторела в этом своем богопротивном искусстве.
Вот так, за беседой с самим собой очень явственно обозначились все причины моей неуверенности: её занятие неугодно Богу, а моя благочестивая матушка, хотя и не пичкала меня сроду религиозными книгами да походами в церковь по воскресным дням, всё же веру некую в божественную искру во всём живом на земле во мне зародила. И эта вера идет вразрез с моей внезапно вспыхнувшей страстью к настоящей питерской ведьме… И действительно в мечтах своих я замахнулся на нечто сильное, что в разы сильнее меня самого…
– Ха! Да ты, Макс, просто превосходный психоаналитик! – Улыбнулся я своему отражению. – И за каким-таким бесом матушка моя милая меня в институт печати отдала?
Старые часы на стене пробили 11 раз – 11 часов ночи… Бой этих строгих, старинных часов в тишине напрочь стёр улыбку с моего премилого и самодовольного лица. Колени вновь стали предательски подрагивать. Нужно было, наконец, определиться с гардеробом и отправляться к ней…
А приходилось ли вам когда-нибудь, невидимые друзья мои, читающие сие грустное повествование, встречаться с девушкой, при одной мысли о коей у вас на несколько секунд будто бы останавливается сердце? Думаю, что менее 5 % людей на всём свете белом могут похвастаться подобными ощущениями… Это и благословение, и проклятье в одном лице. Это весьма и весьма непросто.
Я вдруг вспомнил о крошечной иконе, которую, утирая свои прекрасные голубые очи, второпях сунула мне матушка при прощании на перроне… А найдя её, я впервые не по просьбе родителей, а от всей своей взволнованной души, трижды перекрестился, поцеловал край рукава, изображённой на деревянной иконе, Богоматери, и быстро вышел из квартиры…
Мне показалось, что я миновал расстояние между нашими домами в считанные секунды. И ещё я понимал, что ежели замедлю шаг свой поспешный или, что хуже, приостановлюсь, то тогда просто с позором вернусь обратно к себе в кровать, и уже никакая сила и даже насмешки друзей не смогут заставить меня вновь пойти в тот проклятый тупик. И посему я шёл очень быстро, не давая себе даже крошечного шанса на остановку или какие-либо мысли.
В доме Аграфены и, как теперь нам доподлинно известно, Лилит было четыре парадных. Да, именно парадных. Здесь, в Санкт-Петербурге, подъезды называют парадными. Хотя зачастую ничего парадного и торжественного в них нет. Скорее все очень грязно и отнюдь не торжественно…
Питер вообще довольно странный город, мало похожий на другие. Например, мясо курицы здесь называют курой. Да, такое вот смешное для человека, приехавшего из другого города, слово. Причём некоторые местные жители с упоением доказывали мне часами, что единственное место, где правильно называют (обозначают) мясо курицы – это их культурная столица. В ответ же на мои возражения, что испокон веков во всех городах русских мясо барана зовётся бараниной, мясо кролика – крольчатиной, а мясо курицы – курятиной, сии товарищи только умолкали, сурово поджав губы, всем своим видом как бы говоря – понаехали тут неграмотные!..