Сатана поднялся на кафедру (деревянные ступеньки под ним заскрипели) и цинично там раскинулся. Энни сказала, что местный школьный учитель Джон Фиан – тоже обвиняемый в ведьмовстве – вел учет присутствующих. Сатана выкликал имена, все отвечали: «Здесь, господин!» Затем дьявол потребовал отчета о зле, причиненном после последней встречи, и объявил о повышении еще одного обвиняемого, Роберта Грирсона, которое вызвало распри. В печатной версии показаний Энни утверждает, что дьявол «всячески поносил короля» в спонтанной проповеди, а на вопрос ведьм «почему он так ненавидит короля» ответил: «Потому что он мой величайший на свете враг» [18]. Если Энни действительно такое сказала, то эти слова прозвучали музыкой для ушей Якова, а если нет, то это сатанинское утверждение стоило придумать. Наконец, дьявол повернулся к своей пастве спиной и задрал мантию. Взбудораженная паства ждала чего-то сексуального, но Сатана просто взгромоздился на ограждение кафедры и приказал ведьмам: «Целуйте меня в зад!» Они повиновались. Потом они выкапывали трупы на церковном погосте. Энни схватила чей-то саван и две ноги, чтобы смолоть их в колдовской порошок. Увы, она потеряла эти свои трофеи до допроса – так часто бывает с несуществующими уликами. Сознавшись во всем, чего от нее ждали, Энни вернулась в свою камеру в Холирудском дворце вместе с Джилли и новыми подозреваемыми, число которых возросло.
К Рождеству 1590 г. полностью обозначились контуры колдовского заговора. Но Яков и его люди были настолько ошеломлены, что их процесс над ведьмами тянулся весь 1591 г. По мере расширения списка обвиняемых предпринимались попытки проверить, как в признательные показания попали элементы демонологии. Суд планировал прения обвинителей и подозреваемых для сравнения их версий, выявления противоречий и изобличения лжи. Но он не проявил должной требовательности – наверное, потому что не хотел, чтобы рухнула версия обвинения. Так, протоколы содержат множество описаний того, как на одном из шабашей ведьмы передают друг другу по кругу восковую фигурку короля. Она движется справа налево и в конце концов оказывается в руках у Сатаны. «Возьми это изображение Якова Стюарта, князя Шотландии», – говорит Энни, называя дьявола «Махаун», исламофобной версией Мохаммеда. (На средневековом христианском Западе пророка считали дьяволом.) Все это весьма увлекательно, но никто не обратил внимания, что состав ведьм менялся от одного допроса к другому, как и личность ведьмы, которая передала фигурку Сатане. Все сосредоточились на желании ведьм «потопить ее величество и ее свиту» своим «предательским колдовством»; этого не произошло, но «шторм вернул королеву обратно» [19].
Дознание продолжалось, Джилли называла все новых подозреваемых. Обвинения двигались по карте от Кита и Транента к Эдинбургу и вверх по общественной лестнице, к женщинам, прежде имевшим репутацию «достойных и честных горожанок». Дворянку Барбару Напиер обвиняли в использовании колдовства Энни, чтобы помочь мужу снискать расположение королевских придворных. Она приобрела у Энни амулет, избавлявший от утренней тошноты (которой страдали беременные) и заговоренное кольцо для леди Ангус, а также якобы убила графа Ангуса при помощи воскового изображения. Дворянка Юфи Маккалзин, известная как Эффи, обвинялась в колдовстве во вред мужу и свекру, а также в обращениях к Энни относительно здоровья членов своей семьи. Энни облегчила боли Эффи при родовых схватках, разложив амулеты вокруг ее кровати: камешек с дырочкой, записку с заклинанием – волшебные предметы, к которым прибегали и женщины Инсбрука. Предположительно Энни помогла Эффи соблазнить местного помещика; подобно Хелене Шойберин, Эффи служила героиней сплетен о внебрачной интрижке. И Эффи, и Барбара Непиер предстали перед судом. Энни усиленно вставляла их в свой рассказ о заговоре ведьм: по ее словам, эти «большие женщины» участвовали в замысле привлечения «больших лордов и леди к покушению на короля». Семья Эффи наняла адвокатов, но поздно. Те не смогли остановить процесс, потому что им управлял король, высшая власть. Даже богатые, уверенные в себе, образованные женщины – Хелены Шойберин Эдинбурга – не могли спастись от государственного преследования [20].