Надо думать, совсем немного тех (пусть и нанятых за большую плату), даже лишь однажды лицезревших ребенка в том жалком положении и при печальных обстоятельствах, в которых она бывала сотни раз, кто добровольно бросился бы в такую беспримерную крайность и рискнул жизнью, даже заверенный в полной безопасности и заручившись гарантиями как жизни, так и здоровья, а потом долго наблюдал этот пугающий спектакль и предстал бы лишенным естественных для этого чувств, ощущения горя, страданий тела и разума, безмерного страха и ужаса. Тем не менее, это маленькое дитя видело (являя превосходство Божьего духа над многообразием бесовского непотребства), как большинство ее сестер и некоторые другие в разное время страдали и претерпевали подобное, а то и худшее, если такое вообще возможно.
Нельзя отрицать, что много раз она выглядела грустной, а иногда проливала реки слез, прежде чем прийти в себя после припадка. Но всегда без каких-либо жалоб, и тогда, и потом. Так что думается, это стоило бы связать с какими-то иными причинам, отчасти с болезненными метафорами и образами, которые улавливает ее слух во время припадка. Кроме прочего, в связи с этим она лишена (на время) компании и общения с кузенами и кузинами (другими детьми в нашем доме, которых она очень любит), которые немало печалятся и страдают душой под впечатлением, что производит ее несчастное состояние. Если же существует какая-то иная тайная причина этого, неизвестная нам, то сам ребенок никогда на нее не жаловался. Когда ее спрашивали о поводе для слез, она отвечала, что ноет голова, болит та или иная часть тела.
Пожалуй, не хватит места, чтобы описать все те сотни примечательных случаев, что произошли с этой девочкой после того, как впервые попущение Божье позволило ей прийти в то состояние. Опустим поэтому все, что можно было сообщить сверх сказанного.
Ее снова принесли из полей обратно в нашу [Тичмершскую] рощу скорее похожей на отражение или тень ребенка. Она оставалась в том же положении и состоянии, что и вне дома, ничего не ела, кроме как то жидкое, что могло проходить сквозь ствол птичьего пера. Лишь иногда она брала немного мелко нарезанного маслянистого мяса и втирала его с внешней стороны зубов, высасывая сок и влагу.
С этого дня, 3 сентября, и до вторника, 8 числа того же месяца, ее ежедневно для приема пищи выносили в поле, где она пробуждалась не иначе, как в том же самом месте, и не раньше. Чтобы убедиться, что она приходит в себя только в этом месте и ни в каком другом, ее относили ровно по направлению к Варбойс еще две или три мили, но без какого-либо результата – она оставалась в том же состоянии.
Наконец во вторник [8 сентября 1590 г.] ее отправили из Тичмершской рощи в Варбойс, в дом ее отца. В пути, в полях у поворота изгороди, в традиционном месте она сделала обычные свои знаки и тут же очнулась, продолжив путь с очень здоровым видом и веселой. Сильно заботило и печалило ее лишь то, что она покинула Тичмершскую рощу.
Теперь, когда вы узнали об особенностях припадков этой девочки, мисс Элизабет, можете себе вообразить и представить особенности не менее необычных приступов у остальных сестер, происходившие в то же время, хотя они были в разных местах. Если обозревать детально, как мы сделали для одной, то странные чудеса (если что-то еще кажется странным) случались с каждой, о чем мы уже упоминали, и некоторые из них демонстрировали явления много более изумительные. Но этого, пожалуй, достаточно. Ведь если мы даже в малой степени коснемся остального, то и конца не найдем, столь безгранично это дело.