А потом были долгие три часа медитаций для улучшения моей связи с магией, а также долгая лекция об анатомии ведьм, точнее той части, где мы все узнали о магических сосудах, которые на ряду с кровеносными и лимфатическими пронизывали все наше тело. И тут не обошлось от деления на темных ведьм и светлых, у которых изначально были различия в строении. Все светлые ведьмочки обладали способностью излечивать внутренние раны свои, да и чужих со временем тоже могли подлатать, а вот темные наоборот обладали иммунитетом к ядам и имели склонности к некромантии, которая со временем также усиливалась, давая возможности не только поднять умертвие, но и заставить его работать на себя. Стоит ли говорить, как весь урок у меня горели щеки, так как при каждом упоминании о некромантии все двенадцать пар глаз устремлялись в мою сторону. Знали бы, что я уже испытала эту возможность, достав домовенку из когтистых лап смерти. Правда, сейчас даже под угрозой собственной смерти не смогла бы провернуть подобное, но все же авторитетно заявляю, что темные ведьмы достанут до печенок, если очень сильно захотят, даже с того света.
– Иди уже в душ, София, мы давно знаем, что ты не спишь. – огорошил меня манул, я натянула одеяло практически на уши, лишь бы они не видели, как я сдерживаюсь от смеха.
– Мне пора идти на кухню, как только освобожусь, передам гостинец для госпожи и вас.
С этими словами малышка испарилась, а котофей запрыгнул ко мне на кровать и принялся урчать как трактор. Вставать абсолютно не хотелось, но ведь душ сам себя не примет, ровно как и все остальные сакральные процедуры для любой девушки.
– Кстати, чьи цветочки? – будничным тоном поинтересовался манул.
В комнате повисла тишина. Я-то думала, что это его рук дело или домовенки. Что же это получается?!
– Ты не учуял от кого букетик? Может его подкинул кто-то? – опасливо вылезая из-под одеяла начала рассуждать я.
– Нет, такое невозможно. Никто не может проникнуть сюда без моего ведома. А Орсанка сама удивилась, когда увидела это здесь, а значит…
Мы оба подошли к вазе, чтобы получше ее рассмотреть, я протянула руку к записке, торчащей у самой верхушки букета и успела только ахнуть. Тысячи заостренных стеблей потянулись ко мне со скоростью света, сначала полностью облепив руку, а затем и лицо. Ваза разинула пасть, словно хвастаясь керамическими зубами и хихикая в лицо. Манул принялся махать лапками в воздухе, пытаясь разорвать стебли, которые все сильнее сжимали меня в своих объятиях, а потом все резко закончилось. Я рухнула на пол, больно ударившись копчиком о каменный, холодный пол. Манул словно застыл в воздухе, силясь понять что тут произошло. А я пыталась отдышаться, что получалось не очень.
– Какого хрена?! – возмутилась я, как только сумела отцепить язык от зубов. – Меня пытались убить?! Прямо в моей комнате?
Манул нахмурил мордочку, взглянул еще раз внимательно на ничем непримечательную вазу с увядшими ромашками и ухмыльнулся, но так, не по-доброму.
– Вот же каракатица сушеная!
– Кто?
– Никаноровна! Кто же еще! – прошипел манул и исчез, чтобы в ту же секунду появиться серебристой искрой в другом конце комнаты.
– Не поняла…Ты можешь объяснить нормально?
– А ты почитай! Ух, я ей задам когда-нибудь, вовек заикаться будет! – не унимался он, а я все же решилась и протянула руку к записке, к счастью, никто хватать и душить на этот раз меня не стал.
«Это тебе мой подарок, дорогуша! Еще раз тронешь моих домовят, я тебе пришлю куда более мерзопакостную гадость. И, просто предупреждаю, если пропадет хоть один грамм ингредиентов из кладовки, отхлестаю!»
– С добрым утром, блин! – выругалась я, вставая с пола и потирая ушибленное место. – Я в душ.
– Это война! Я такое не прощаю!
– Да ладно, забудь. Эта кошелка ничего кроме Академии и не видела толком, всю жизнь тут будет вести войну с любой ведьмой, на которую ее коварный глаз упадет. Я выше этого.
А затем я ушла в ванную на едва гнущихся ногах. Страх все также пульсировал в ушах, заставляя давиться собственным вдохом. Я так испугалась, что эта хихикающая ваза – последнее, что увижу перед смертью!
Облокотившись о раковину двумя руками, просто дышала, приходя в себя. Постепенно страх ушел, за ним пришел гнев и опустошение. Никому не нужна! Почему так стало трудно жить?! Почему каждой жабе есть до меня дело?! Не понимаю этого.