Костлявая рука Смерти мягко постучала Биллета по плечу.
— ИДЕМ, СЫН МОЙ.
“Неужели я ничего не могу сделать?”
— ЖИЗНЬ — ДЛЯ ЖИВЫХ. КРОМЕ ТОГО, ТЫ САМ ОТДАЛ ДЕВОЧКЕ СВОЙ ПОСОХ.
“Да. Что есть, того не отнять”.
Повитуху звали матушка Ветровоск. Она была ведьмой. В Овцепикских горах этот вид деятельности считался вполне приемлемым занятием, и никто не мог сказать о ведьмах худого слова. Если хотел проснуться утром в том же обличье, в котором лег спать.
Кузнец все еще сидел, хмуро созерцая дождь, когда матушка снова спустилась по лестнице и похлопала его по плечу бородавчатой рукой.
Он поднял глаза.
— Что мне теперь делать, матушка? Как он ни старался, в голосе его невольно прозвучала мольба.
— Куда ты дел волшебника?
— Вынес на улицу и положил в дровяном сарае. Я правильно поступил?
— Пока этого достаточно, — бодро ответила она. — Теперь ты должен сжечь посох.
Они оба обернулись и посмотрели на тяжелый жезл, который кузнец поставил в самый темный угол кузницы. Еще немного — и у них создалось бы впечатление, что посох смотрит на них в ответ.
— Но он же магический, — прошептал кузнец.
— И что с того?
— А он сгорит?
— Никогда не видела дерева, которое бы не горело.
— Мне это кажется неправильным!
Матушка Ветровоск хлопнула створками ведущих в кузницу дверей и сердито повернулась к нему:
— Послушай-ка меня, кузнец Гордо! Женщина-волшебник — это тоже неправильно! Для женщины такая магия не годится, магия волшебников — сплошные книги, звезды и гимметрия. Ей этого ни за что не осилить. Ты вообще слышал о женщинах-волшебниках?
— Но ведьмы-то существуют, — неуверенно отозвался кузнец. — И чародейки тоже.
— Ведьмы — это совсем другое дело, — отрезала матушка Ветровоск. — Это магия, исходящая из земли, а не с неба, и мужчинам ей никогда не овладеть. А о чародейках вообще лучше не говорить. Послушай моего совета, сожги посох, похорони тело и сделай вид, что знать ничего не знаешь.
Кузнец неохотно кивнул, подошел к наковальне и принялся работать мехами. Когда из горна полетели яркие искры, он вернулся за посохом.
Кузнецу не удалось сдвинуть его с места.
— Он вроде как прилип!
Кузнец дергал упрямую палку, пока у него на лбу не выступил пот. Палка упорно отказывалась поддаваться его усилиям.
— Дай-ка я попробую, — предложила матушка и потянулась к посоху.
Что-то щелкнуло, и в воздухе запахло каленой жестью.
Кузнец, слегка поскуливая, торопливо бросился к матушке, приземлившейся вверх ногами у противоположной стены.
— Ты не ушиблась?
Она открыла глаза, похожие на гневно сверкающие бриллианты.
— Понятненько. Значит вот ты как, да?
— Как? — переспросил совершенно обалдевший кузнец.
— Помоги мне подняться, болван. И принеси топор.
Ее тон ясно давал понять, что кузнец поступит очень благоразумно, если немедленно послушается. Он разворошил кучу старого хлама в глубине кузницы и извлек старый обоюдоострый топор.
— Отлично. А теперь сними передник.
— Зачем? Что ты задумала? — удивился кузнец, явно утративший контроль над ситуацией.
Матушка раздраженно вздохнула:
— Это кожа, идиот. Я оберну ее вокруг ручки. На одну и ту же уловку я дважды не поймаюсь!
Кузнец кое-как стянул тяжелый кожаный передник и осторожно подал его ведьме. Она обернула топор и сделала пару пробных взмахов. Изрядно смахивающая на паука в свете раскалившейся почти добела наковальни, матушка Ветровоск пересекла кузницу и, торжествующе крякнув, с размаху опустила тяжелое лезвие на середину посоха.
Что-то щелкнуло. Что-то вжикнуло, как куропатка. Что-то гулко стукнуло.
Наступила тишина.
Кузнец, замерев на месте, медленно поднял руку и коснулся острой стали. Топорище отсутствовало, а сам топор впился в дверь рядом с головой кузнеца, отхватив ему крошечный кусочек уха.
Матушка, которая выглядела слегка размыто из-за того, что удар ее пришелся по абсолютно неподвижному предмету, уставилась на кусок дерева, оставшийся у нее в руках.
— Н-н-н-н-у и л-лад-н-но, — заикаясь выговорила она. — В-в-в т-т-так-к-ком с-сл-лучае…