Сам же дом блаженной Ксении Промыслом Божиим сделался местом особого притяжения сердобольных душ, желавших помочь беднякам. За два века, прошедших после смерти блаженной Ксении, вокруг него образовалось более двадцати приютов. Сама Ксения, добровольно принявшая тяготы бездомного жития, дала приют сотням сирот, вдовиц и одиноких стариков. И хотя в обычном понимании она не явилась начинательницей благотворительных дел в Петербурге, она вне всякого сомнения является небесной покровительницей всех, кто занимается делами призрения и помощи обездоленным.
Она бывала в своем бывшем доме у Антоновой, у благочестивых прихожанок Матфеевского храма Беляевой и Голубевой. Но в основном проводила ночи под открытым небом. Ее видели на паперти Матфеевского храма. Она часто уходила за городскую черту и проводила ночи в молитвенных бдениях на пустыре, который находился там, где сейчас проходит Чкаловский проспект.
Архивные документы хранят показания городовых, которые свидетельствуют о том, что «Андрей Федорович выходила в поле молиться Богу, утверждая, что присутствие Божие в чистом поле явственнее, и молилась по нескольку часов, кланяясь в землю на все четыре стороны».
В результате многолетнего за ней наблюдения было установлено еще одно очень любопытное обстоятельство — она «очень редко и неохотно произносила свои пророческие слова». Это объясняет в некоторой степени то, что в ее житии отмечено всего лишь несколько эпизодов и всего-навсего двенадцать кратких пророческих фраз. Из них пять вошли в «Житие святой блаженной Ксении», остальные считаются апокрифическими. Современники свидетельствуют о том, что блаженная Ксения говорила крайне редко короткими малопонятными фразами. В основном она хранила молчание. Но благодатное воздействие на людей происходило и при полном ее молчании.
Я спросил Владимира Антоновича, почему он занялся этими поисками. Так ли важно знать, какой священник отпевал блаженную и почему отпели ее в Матфеевском храме, а похоронили на Смоленском кладбище? И на что повлияют собранные им факты? Ведь святая уже прославлена.
Владимир Синкевич ответил мне словами Феофана Затворника, утверждавшего, что для верующего, почитающего какого-нибудь святого, необходимо знать как можно больше о его жизни. Подражание святому и знание его земных подвигов есть свидетельство нашей любви к нему.
Рождественская история
Мой друг Николай заболел. Чем заболел — никто из врачей не мог определить. Каждый день высокая температура, отеки ног, странные блуждающие по всему телу боли — то суставы ломит, то грудь, то вообще все заболит, да так, что ни рукой, ни ногой не пошевелить. Положили его в больницу. Перво-наперво кровь проверили. Нашли, что кровь плохая, что идет воспалительный процесс (это и так очевидно), но в чем причина, сказать не смогли. Перевели его в другую больницу. Там ему томограммы да узи всякие сделали. И опять ни диагноза, ни внятной стратегии лечения. Отправили его на сей раз не в больницу, а в научный институт к великим специалистам. Стали его каждый день антибиотиками потчевать. У Николая разболелась печень, и ходить он стал с большим трудом. Здесь обнаружили у него непорядки с позвоночником и приказали лежать на спине не вставая.
В Рождество я позвонил его жене: поздравил с праздником, спросил, когда можно навестить Николая.
— Когда угодно: с Нового года ни врачей, ни квалифицированных медсестер ни разу не видела.
Разговор наш она закончила фразой: «Не знаю, на кого надеяться». Я не стал напоминать ей о том, что в Рождество «Надежда ненадежных» принесла в мир самую Великую Надежду и Упование. Пробормотал что-то утешительное, не поминая Господа Бога. Но и всесильную современную медицину тоже не стал поминать.
Только я положил трубку, как раздался звонок. Звонила из Италии русская женщина. Я познакомился с ней на конференции в монастыре Бозе. В 1990 году она, будучи медицинской сестрой, делала уколы ликвидатору чернобыльской аварии, получившему сильнейшую дозу облучения. Ее поразило терпение, с которым он переносил боль. От его друзей она узнала, что он действовал с поразительным мужеством в самых критических ситуациях. Шел туда, куда другие идти отказывались. Воспитана она была в патриотическом духе — чтила героев и сама мечтала о подвигах. Поэтому, когда через три месяца регулярных визитов к больному он попросил ее выйти за него замуж, она без колебания согласилась, полагая, что ему нужна не жена, а сиделка. О любви она не думала. Это был жертвенный акт. Он пожертвовал своим здоровьем ради людей, а она своей жертвой хоть как-то хотела облегчить его страдания...
Через несколько месяцев она поняла, что станет матерью. Врачи стали настаивать на аборте, поскольку было ясно, что ребенок от такого отца не может родиться здоровым. Аборт она делать не стала. Уповала на милость Божию. Но чуда не произошло. Мальчик был болен. Злокачественная опухоль появилась в ротовой полости. Он не мог принимать пищу, задыхался. Ей пришлось оставить работу и быть при нем постоянно. Было сделано несколько операций, а потом он по программе «Дети Чернобыля» был отвезен в Италию. Там он прошел усиленный курс терапии и почувствовал себя намного лучше. Но по возвращении из Италии они вскоре снова были вынуждены лечь в ту же самую клинику. Условия там были ужасные. Сиделок не было, и матери месяцами оставались со своими детьми. Спали где придется — в коридорах, кладовках.
Вместе с несколькими женщинами она стала добиваться позволения открыть в клинике домовую церковь. Им позволили. Начались регулярные службы.
С появлением священника многое изменилось. Дети видели, как один за другим уходят из жизни их сверстники, но после бесед с батюшкой и посещения церковных служб стали намного спокойнее относиться к смерти.
Настал час, когда лечащий врач сказал, что ей надо быть готовой к скорому прощанию с сыном. Мальчик тоже чувствовал, что скоро умрет. Неожиданно он попросил ее исполнить последнюю просьбу — свозить его в Италию. Она пообещала. Понимая, что это невозможно, все же отправила по электронной почте письмо людям, которые их принимали. Пришел ответ — итальянские друзья обещали исполнить последнее желание ее сына.
Она поблагодарила, но была уверена, что это просто вежливая отписка. Однако поездка устроилась. Они снова оказались в Италии. Там она узнала, что человек, принявший деятельное участие в судьбе ее сына, заплатил двенадцать тысяч евро «гробовых». Зная диагноз и состояние мальчика, итальянские власти потребовали заранее оплатить перевозку трупа.
Но мальчик не умер. В Италии он стал быстро поправляться и вскоре уже играл в футбол с соседскими мальчишками.
Прошло пять лет. Мальчик практически здоров. Ему предстоят лишь пластические операции, поскольку он быстро растет, а пересаженная на лице кожа расти не может.
Я провел в компании этого мальчика и его благодетеля целый вечер. Мы поехали в горный монастырь, в котором находится «черная Мадонна». Эта икона, по преданию, написана апостолом Лукой. Каждую субботу жители окрестных городов и деревень идут крестными ходами на поклонение этой святыне.
Когда мы прощались, мальчик сунул мне небольшую коробочку и попросил не открывать ее, пока я не вернусь домой. Я открыл ее в Петербурге и обнаружил маленькую «черную Мадонну», очень искусно исполненную в металле. Тут же собрался в деталях описать эту историю, но не смог. Совершилось явное чудо: исцелился ребенок, которому, по мнению врачей, оставалось жить не больше месяца. И сами врачи, и итальянские и наши, подтвердили, что на выздоровление не было никаких надежд. Но как рассказать об этом чуде просто и без фальши... Что-то смущало меня в этой истории. Чего-то не хватало. Как ни поворачивай сюжет, а получался рассказ о том, как плоха наша медицина и наши люди и как хороша итальянская медицина и как добры итальянцы.