Утром Даша сделала два открытия. Первое — это то, что сегодня, оказывается, воскресенье, и второе — что исчез Костриков, оставив записку. Ее принесла мать, держа осторожно в вытянутой руке.
— Видимо, тебе…
При этом она посмотрела на дочь очень внимательно, и Даша поняла, что записка домашним цензором уже прочитана.
Она торопливо развернула тетрадочный листок. Строчки бежали вкривь и вкось, не признавая линеек, и Даша невольно улыбнулась, сразу представив себе Кострикова.
В записке было написано:
«Я не чувствую за собой никакой вины и все-таки вижу, что я в этом доме нежелателен. Вещи заберу потом».
А ниже едва заметная, словно только для себя, приписка:
«Самое страшное, что есть на свете, — это равнодушие».
Даша возмутилась: это ее он смеет обвинять в равнодушии? Посмотрел бы он на нее вчера, после своего выступления! Она просто не научилась еще быть зубастой. Но тут же спохватилась: может быть, он имел в виду другое равнодушие? И улыбнулась нежно и лукаво: ну, а об этом уж позвольте пока знать мне одной.
Умывалась она шумно и весело, стараясь показать всем своим видом, что ничего особенного не произошло. Мать поняла ее и не задавала никаких вопросов.
Потом Даша собралась на базар, решительно заявив, что сегодня ее день, командовать кухней будет она, Даша. Мать не возражала, только сказала тихо:
— Мне кажется, что уж сегодня-то можно было бы одеться по-человечески…
Это она намекала на костюм Даши: спортивные длинные шаровары, кофточку и куртку. Даша критически окинула себя быстрым взглядом в зеркале, повернулась, скороговоркой заключила: «А что? Ничуть не плохо» — и выбежала с сумкой в руках.
На улице властвовало розовое погожее утро. Сверкали прозрачные окна, голубые лужи, зеленая листва деревьев. Город просыпался в ослепительном солнечном свете.
Даша шла быстро, и воробьи шумно вырывались у нее из-под ног.
Это было лето — настоящее, долгожданное.
И все-таки чего-то в нем не хватало.
Это Даша ощутила сразу, сделав по знакомой улице несколько шагов.
«Наверное, остатки вчерашнего, — подумала Даша. — Очень неприятный осадок от совещания».
Она представила себе, что бы сделала сейчас, если бы вчерашнее повторилось снова. Конечно, она бы не молчала. «Знаете что, товарищи, — сказала бы она Подрытову и Кострикову, — каждый из вас говорит о своем, наболевшем, и каждый хочет направить меня по своему пути, а я хочу сама разобраться во всем. Имею я такое право?»
Неплохо? Конечно! И правильно! Она удовлетворенно засмеялась и тут же задумчиво почесала кончик носа. «Да, а все-таки чего-то в мире не хватает. Вот здесь — вокруг меня…»
— Ну, это у вас, дорогая, очередные причуды, — сказала Даша вслух и тут же испуганно оглянулась: не слышал ли кто?
Чтобы избавиться от этого надоедливого чувства, Даша решила зайти в магазин. Оказывается, здесь была выставка готового платья. В женском отделе было шумно и оживленно, в мужском же — малолюдно.
— Дарья Сергеевна, вот встреча!
К ней подходил свежевыбритый, сияющий белыми манжетами и воротником Подрытов. Новый костюм сидел на нем ловко и красиво, и весь он казался помолодевшим лет на десять.
Даша посмотрела на него с удовольствием.
— Вы что же, как и другие, на распутье? — весело кивнул Подрытов на стайки шумных женщин, перелетающих от манекена к манекену. — Хотите совета старого холостяка? Я не лишен вкуса, даю слово. Одну минуту.
Дашу заинтересовало, что же выберет для нее Подрытов, и она с любопытством следила за ним. Вот он остановился возле витрины и с заговорщическим видом поманил ее.
Она подошла.
Да, вкус у Подрытова был. Платье, выбранное им, было из темной, тускло и величественно переливающейся тафты, с пышной шуршащей юбкой и красиво откинутым на плечи элегантным воротником.
У Даши заблестели глаза, и Подрытов это сразу заметил:
— Берем?
Даша на миг представила себя в этом платье: холодно-солидную, серьезную и важную. Повернулась, увидела в зеркале свое отражение: большеглазую, тонкую в талии девчонку в спортивных брюках.
И решительно отказалась:
— Нет. Я без денег.
— Я найду.
— Но… Оно мне не очень нравится. Пойдемте. И скажите-ка, что это вы сегодня такой сияющий?
Подрытов покорно пошел вслед за Дашей к выходу.
На улице выяснилось, что у Подрытова сегодня радостный день: ему позвонил знакомый из института и сообщил, что дело с диссертацией сдвинулось с мертвой точки.