Но отличительной чертой «стиля ампир» Александра стало постепенное избавление русской архитектуры от латинской опеки. Если в царствование Екатерины II (1762–96) выдающимися строителями были три итальянца — Бартоломео Растрелли, Антонио Ринальди и Джакомо Кваренги, то при Александре I главными архитекторами были Тома де Томон, Андрей Воронихин и Адриан Захаров — трое русских, находившихся под французским влиянием,31 и итальянец Карло Росси, выдвинувшийся на первый план в конце царствования Александра.
В 1801 году Александр поручил Томасу спроектировать и построить Биржу, чтобы украсить деятельность растущего класса купцов и финансистов в Петербурге. Амбициозный архитектор возвел (1807 и далее) огромный фасад, вдохновленный храмами Паэстума и соответствующий современной Бирже (1808–27) Александра Броньяр в Париже. — Шеф-повар Вороныхин — Казанский собор, посвященный Казанской Богоматери, построенный на берегу Невы в 1801–11 годах; его прекрасная полукруглая колоннада и трехъярусный купол откровенно восходят к шедеврам Бернини и Микеланджело, или, что более актуально, к Пантеону Суффло в Париже. — Более высоко оценивается Адмиралтейство — комплекс колонн, кариатид, фриза и остроконечного шпиля длиной в четверть мили, предназначенный для российского флота. — Соперником этого святилища являются канцелярии Генерального штаба, возведенные на Дворцовой площади Росси вскоре после смерти Александра.
По приказу Николая I Рикард де Монферран увенчал Александрийский век России высокой монолитной колонной (возможно, в память о Вандомской колонне в Париже) в знак уважения к царю, который покорил Францию, но не перестал благоговеть перед ее искусством.
Русские скульпторы также сидели у ног французских художников, которые преклоняли колени перед римскими художниками, заимствовавшими работы из покоренной Греции. До Екатерины II, ориентированной на Запад, влияние византийской религии, во многом восточной и боящейся человеческого тела как орудия сатаны, заставляло русских избегать круглой скульптуры; и лишь постепенно, с приходом с Екатериной похотливого язычества Просвещения, это табу уступило в вечной войне и колебаниях между религией и сексом. Этьен-Морис Фальконе, выдворенный Екатериной из Франции в 1766 году, высекал и чеканил в России до 1778 года, и в своей эпохальной статуе Петра Великого не только поднял в воздух коня и человека из бронзы, но и нанес удар по праву искусства говорить свое послание, не сдерживаемое ничем, кроме его представлений о красоте, реальности и силе.
Тем временем в 1758 году Николя-Франсуа Жиле приехал преподавать скульптуру в Академии художеств, открытой в Петербурге за год до этого. Один из его учеников, Ф. Ф. Щедрин, был отправлен в Париж для оттачивания резца; ему это удалось настолько, что его Венера соперничала с французской моделью — «Биньозой» его мастера Габриэля д'Аллегрена. Именно Щедрин вырезал кариатид для главного портала Адмиралтейства Захарова. Последний из знаменитых учеников Жилле, Иван Маркос, некоторое время работал с Кановой и Торвальдсеном в Риме и добавил к их классическому идеализму что-то от романтических эмоций, пришедших на смену неоклассике; критики жаловались, что он заставляет мрамор плакать, и что его работы годятся только для кладбища.32 На кладбищах Ленинграда до сих пор можно увидеть его работы.
Русская живопись претерпела коренную трансформацию благодаря французскому влиянию в Академии художеств. До 1750 года искусство было почти полностью религиозным, в основном состояло из икон, написанных на дереве в технике дистемпера или фрески. Французские наклонности Екатерины II и ввоз ею французских и итальянских художников и картин вскоре привлекли русских к подражанию; они перешли от дерева к холсту, от фрески к маслу, от религиозных к светским сюжетам — «истории», портретам, пейзажам и, наконец, жанру.
При Павле и Александре четыре художника достигли совершенства. Владимир Боровиковский, возможно, по совету мадам Виже-Лебрен (которая писала картины в Петербурге в 1800 году), находил привлекательных натурщиц среди молодых придворных женщин, с их веселыми или задумчивыми глазами, гордой грудью и струящимися платьями;33 Но он также застал стареющую Екатерину в момент простоты и невинности, которых едва ли можно было ожидать от царственной нимфоманки; и он оставил, в безжалостном настроении, обескураживающий портрет «Неизвестная женщина с головным убором»,34 которая, вероятно, является мадам де Сталь, кружащей по Европе, спасаясь от Наполеона.