Так начался особенно «Большой террор», длившийся с 10 июня по 27 июля 1794 года. За неполные семь недель было гильотинировано 1376 мужчин и женщин — на 155 человек больше, чем за шестьдесят одну неделю с марта 1793 года по 10 июня 1794 года.113 Фукье-Тинвиль заметил, что головы падают «как шифер с крыши».114 Люди больше не ходили на казни — они стали таким обычным явлением; скорее они оставались дома и следили за каждым произнесенным словом. Общественная жизнь почти прекратилась; таверны и публичные дома были почти пусты. Сам Конвент превратился в костяк: из первоначальных 750 депутатов в нем участвовали только 117, и многие из них воздерживались от голосования, чтобы не скомпрометировать себя. Даже члены Комитета жили в страхе, что попадут под топор нового триумвирата — Робеспьера, Кутона и Сен-Жюста.
Возможно, именно война заставила влиятельных особ подчиниться столь раздражающей концентрации власти. В апреле 1794 года принц Саксен-Кобургский ввел во Францию еще одну армию, и любое поражение французских защитников могло привести к хаосу страха в Париже. Британская блокада пыталась не допустить американскую провизию во Францию, и только разгром британского флота французским конвоем (1 июня) позволил ценным грузам добраться до Бреста. Затем французская армия отбросила захватчиков под Шарлеруа (25 июня), а днем позже Сен-Жюст привел французские войска к решающей победе при Флерюсе. Кобург отступил из Франции, и 27 июля Журдан и Пишегрю пересекли границу, чтобы установить французскую власть в Антверпене и Льеже.
Этот триумфальный отпор княжескому вторжению, возможно, стал одним из факторов, погубивших Робеспьера; его множащиеся враги могли почувствовать, что страна и армия переживут потрясение от открытого конфликта насмерть в сердце правительства. Комитет общей безопасности враждовал с Комитетом общественной безопасности по поводу полицейской власти, а внутри последнего Бийо-Варенн, Колло д'Эрбуа и Карно поднимали восстание против Робеспьера и Сен-Жюста. Чувствуя их враждебность, Робеспьер избегал заседаний Комитета с 1 по 23 июля, надеясь, что это охладит их недовольство его руководством; но это дало им больше возможностей спланировать его падение. Более того, его стратегия дала сбой: 23 июля он нажил себе врагов среди бывших сторонников, уступив жалобам предпринимателей и подписав декрет об установлении максимальной заработной платы для рабочих; в действительности, из-за обесценившейся валюты, декрет снизил некоторые зарплаты до половины прежнего уровня.115
Именно террористы, вернувшиеся из провинций, — Фуше, Фрерон, Талльен, Каррьер — решили, что их жизнь зависит от устранения Робеспьера. Именно он отозвал их в Париж и потребовал от них отчета о проделанной работе. «Ну-ка, скажите нам, Фуше, — спросил он, — кто поручил вам говорить людям, что Бога нет?»116 В Якобинском клубе он предложил Фуше подвергнуться допросу о его деятельности в Тулоне и Лионе, иначе он будет исключен из членов клуба. Фуше отказался от такого допроса и в отместку распространил список людей, которые, как он утверждал, были среди новых кандидатов Робеспьера на гильотину. Что касается Талльена, то он не нуждался в подобном подстрекательстве: его очаровательная любовница, Тереза Кабаррус, была арестована 22 мая якобы по приказу Робеспьера; по слухам, она прислала Талльену кинжал. Талльен поклялся освободить ее любой ценой.
26 июля Робеспьер произнес свою последнюю речь перед Конвентом. Депутаты были настроены враждебно, поскольку многие из них выступили против поспешной казни Дантона, а многие обвиняли Робеспьера в том, что он довел Конвент до бессилия. Он попытался ответить на эти обвинения:
Граждане:…Мне нужно открыть свое сердце, а вам — услышать правду…. Я пришел сюда, чтобы развеять жестокие заблуждения. Я пришел, чтобы заглушить ужасные клятвы раздора, которыми некоторые люди хотят наполнить этот храм свободы…..
На чем основана эта одиозная система террора и клеветы? Перед кем мы должны показывать себя ужасными?… Кто нас боится — тираны и негодяи или люди доброй воли и патриоты?… Наводим ли мы ужас на Национальный конвент? Но кто мы без Национального конвента? Мы, защищавшие его ценой своей жизни, посвятившие себя его сохранению, в то время как отвратительные фракции замышляют его гибель на глазах у всех людей?… Кому предназначались первые удары заговорщиков?… Именно нас они хотят убить, именно нас они называют бичом Франции….. Некоторое время назад они объявили войну некоторым членам Комитета общественной безопасности. В конце концов они, кажется, нацелились на уничтожение одного человека….. Они называют меня тираном…. Им особенно хотелось доказать, что Революционный трибунал — это трибунал крови, созданный только мной, и который я возглавляю исключительно для того, чтобы обезглавливать всех людей доброй воли…..