— Я просто хочу переспать с тобой. Но если тебе от этого будет лучше, пожалуйста, я могу сказать, что безумно люблю тебя и всякий раз, когда тебя вижу, поет хор ангелов.
Милли ощутила себя оскорбленной. Она села на кровать.
— Что ж, полагаю, я сама напросилась на это, — наконец выдавила она. — По крайней мере ты честен.
Он подошел к кровати:
— Послушай, Милли, ты красивая девушка, ты классно одеваешься, ты из очень хорошей семьи, у тебя есть все, что ты ни пожелаешь. Почему тебя так волнует, люблю ли я тебя или нет? — Любовь — это для подростков из средней школы в Буффало. А это — Манхэттен.
— У тебя все это звучит так холодно.
— Но ведь и мир холоден.
Она нахмурилась:
— В таком случае я не уверена, что мне хочется этим заниматься.
— Ну нет. Ты просишь меня тащиться сюда, в этот Сент-Льюк'с-плейс, приводишь меня в спальню… Ну нет, Милли. Я не поддаюсь на все эти динамистские штучки.
Он толкнул Милли на кровать.
— Дрю!
— Заткнись. Слишком много болтаешь.
Он стал страстно целовать ее, удерживая девичьи запястья на белой простыне. Какое-то время она сопротивлялась, потом затихла. Ее охватил страх.
— Дрю, та вещь!
— Какая вещь?
— Я не хочу забеременеть!
— О черт!
Он слез с кровати, подошел к своим брюкам и выудил что-то из бумажника. Пока он надевал презерватив, Милли смотрела на его спину. Она сердилась на себя за то, как обращалась с ним, и ненавидела Дрю за его холодность. Однако его молодое тело возбуждало ее. Милли желала его так, что готова была ползти к нему, и знала, что сейчас поползет.
Он вернулся к кровати.
— С первого раза ты не забеременеешь, — успокоил он ее.
Теперь она не оказывала ему сопротивления.
— Тебе будет немного больно, — шепнул он, целуя ее маленькие груди.
Когда Дрю вошел в нее, она застонала и напряглась, но он знал, как это делается. В нем была страсть, которую он хорошо контролировал, яростный голод, который возбуждал ее и в то же время слегка пугал. Постепенно блаженство начало наполнять ее.
После того, как все закончилось, он спросил:
— Это было не так уж плохо, правда?
Милли погладила его густые черные волосы, убедительно говорившие о полуитальянском происхождении Дрю.
— Мне очень понравилось, — она улыбнулась, — а ночью это бывает так же хорошо, как во второй половине дня?
— Сегодня же ночью ты это узнаешь. — Дрю поцеловал ее и встал с постели. — О Боже! — Он посмотрел на простыню. — Нам придется отправить ее в прачечную.
«Он действительно слишком хладнокровен», — подумала она.
Общее личное состояние двенадцати директоров «Декстер-банка» было оценено в более чем пятьсот миллионов долларов; президент банка Виктор Декстер среди них был самым бедным, хотя слово «бедный» в этом случае было весьма относительным понятием. По любым меркам, за исключением мерок, применявшихся к магнатам, он был человеком богатым. Но его ресурсы истощил развод с Люсиль. Его адвокаты едва не упали в обморок, когда он сообщил, что согласился выплачивать Люсиль по миллиону долларов в год. После пререканий Люсиль с адвокатами было достигнуто соглашение о выплате ей трех миллионов и об учреждении миллионных кредитных фондов для каждого из трех их детей. Деньги выплачивались в течение пяти лет, поэтому только в 1921 году у Виктора появились какие-то возможности для инвестирования. Он с лихвой компенсировал пять «неурожайных» лет, когда купил двадцать пять тысяч акций маленькой компании под названием «Аякс рэдио корпорейшн». Когда началась эра коммерческого радио, цена акций «Аякса» за три года подскочила с восьмидесяти четырех долларов до ста десяти. Виктор использовал свое право оптации[71] и купил еще двадцать пять тысяч акций, так что, когда он их в 1924 году продал, его прибыль исчислялась миллионами.
Это было самым удачным его инвестированием, но и другие вложения капитала были не менее успешными. В Викторе, однако, была природная крестьянская коммерческая осторожность, и он не одобрял спекулятивную лихорадку, охватившую всю страну. Он начал продавать все свои акции, за исключением пакетов акций самых крупных компаний, и вкладывать вырученные деньги в казначейские билеты и в недвижимость на Манхэттене. Таким образом, в то время как Виктор оставался «бедняком» в Совете директоров, его доход позволял ему жить хорошо и поддерживать многие благотворительные фонды, в которых он принимал участие.
«Жить хорошо» для Виктора означало иметь дом в Сандс-пойнт для уик-эндов и прекрасную квартиру на Пятой авеню, куда он переехал в 1921 году, устав наконец от отеля «Плаза». Это также означало иметь любовницу, ибо Виктор в свои пятьдесят семь лет сохранил живейший интерес к женщинам. Они приходили и уходили, давая ему физическое, но не эмоциональное удовлетворение. Он свыкся с мыслью о потере Люсиль, но образ ее всегда жил в нем. Ему отчаянно хотелось иметь жену, которую он мог бы любить. Многие его друзья по бизнесу старались найти для него пару: его постоянно приглашали на ужины, на которых соседкой по столу обязательно оказывалась какая-нибудь незанятая женщина.