Франко вздохнул:
— Хорошо, но будь осторожен, помни, что я сказал. И думай. Его преосвященство — известный краснобай, не дай ему себя заговорить, ведь речь идет о твоей жизни.
И сенатор встал, чтобы наполнить свой стакан.
Государственному секретарю Папы Пия X, кардиналу Альчиде дель Аква было уже за семьдесят, он страдал от артрита, но остроты ума не потерял. Сидя напротив Тони в своих покоях в папском дворце, он потягивал вино и с улыбкой смотрел на юношу.
— Твой отец — удивительный человек, Тони, — говорил кардинал тихим голосом. — Речь против мафии, которую он произнес вчера, принесет много беспокойства, но Франко нравится причинять беспокойство. Ты говорил ему, что собираешься сегодня пообедать со мной?
— Да, ваше преосвященство.
— Это его огорчило? Ты можешь сказать откровенно.
— Да, он немного расстроился.
Служившая за обедом монахиня снова наполнила стакан Альчиде дель Аквы и вышла. Маленький обеденный стол казался еще меньше из-за огромных размеров покоев кардинала. На обедавших пристально смотрели со своих порфировых пьедесталов бюсты покойных пап и святая Тереза, чьи страсти изображала огромная картина, занимавшая почти всю стену.
— Тони, — сказал его преосвященство, — ты как-то упомянул, что одной из причин твоего обращения к церкви стали, скажем так, необычные отношения родителей. Они открыто живут вместе, ты и твой брат-близнец — незаконнорожденные. Нет ничего удивительного, что эти обстоятельства вызвали у тебя желание принадлежать чему-то достойному и воистину чистому — церкви. Я знаю твою мать много лет — с тех пор, как она вышла замуж за моего брата. Я не верю, что при таком образе жизни Сильвия счастлива.
— Извините, ваше преосвященство, но вы ошибаетесь. Мама очень любит отца.
— О, я это понимаю. Иначе она не смогла бы прожить с ним так долго. Я восхищаюсь твоим отцом, Тони, но, надеюсь, ты согласишься, что у него не самый легкий для близких характер. Прежде всего, ему совершенно чужды условности, и он этим упивается. Более того, он сделал себе на этом карьеру — если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Да, понимаю.
— Не могу удержаться от мысли, что твоя мать была бы счастливее, если бы вступила в законный брак с твоим отцом. Потому что, хотя все свидетельствует об обратном, думаю, в душе Сильвия придает условностям большое значение.
— Но отец не верит в узы брака…
— Это всего лишь одна из его тщеславных причуд, которая служит рекламой его газетам. Но она не доказывает, что его нельзя уговорить обвенчаться с твоей матерью, особенно если действовать по принципу quid pro quo[42].
— Как это?
— Очень просто, Тони. Ты и я немало беседовали на религиозные темы. Мы обсудили Ватикан, и я обещал всемерно тебе помогать, если ты посвятишь себя церкви. У тебя будет, так сказать, сильная поддержка при дворе, что дает известные преимущества. Теперь перейдем к практической стороне дела. Твой отец много лет без устали нападал на церковь. Это, естественно, не могло не обеспокоить святого отца.
В наши дни церковь подвергается всяческому давлению, и нам нужна поддержка таких выдающихся граждан, как твой отец, а не плохие отношения с ними. Папа будет доволен, если сможет вернуть твоего отца в лоно церкви, по крайней мере через таинство брака. Конечно, он будет также чрезвычайно доволен, если ты соединишься с матерью-церковью в качестве священника. Но независимо от того, произойдет это или нет, если твоего отца удастся склонить к церковному браку с твоей матерью, Папа будет рад издать постановление, делающее тебя и твоего брата законными детьми.
Тони изумился:
— Так вы это называете услугой за услугу?
— Да. И надеюсь, это заинтересует тебя.
— Несомненно заинтересует.
— Настало время залечить раны прошлого, Тони. Ты обсудишь мое предложение с родителями?
— Конечно.
— Хорошо. Ну что ж, сегодня мы кое-чего добились. Вижу, тебе не нравится этот суп. Я понимаю тебя. Еда в Ватикане не рассчитана на то, чтобы вводить в грех чревоугодия.
Он звонком вызвал монахиню.
Полицейский фотограф щелкнул затвором, вспышка озарила обнаженный труп мгновенным сиянием. Франко заморгал от сильного света, потом повернулся к капитану, стоявшему рядом.
— Могу я закурить?
— Конечно, сенатор.
Они стояли в дверях номера третьесортной гостиницы, в котором были заметны следы борьбы: кровать в беспорядке, лампа опрокинута, вытертый ковер, на котором распростерлось голое тело, пропитан кровью. У молодой женщины было перерезано горло.