Но никакая перспектива не может затмить великолепие схоластического предприятия. Это было начинание, смелое и опрометчивое, как юность, и имевшее недостатки юности - излишнюю самоуверенность и любовь к спорам; это был голос новой Европы-подростка, заново открывшей для себя захватывающую игру разума. Несмотря на охотящиеся за ересью соборы и инквизиторов, схоластика в течение двух веков своего возвышения наслаждалась и демонстрировала свободу исследований, мысли и преподавания, едва ли превзойденную в современных университетах Европы. С помощью юристов двенадцатого и тринадцатого веков она отточила западный ум, выковав инструменты и термины логики, а также такие тонкие рассуждения, которые не могли превзойти ничто в языческой философии. Разумеется, эта способность к аргументации доходила до крайности и порождала спорное многословие и "схоластическое" причесывание, против которого восставали не только Роджер и Фрэнсис Бэкон, но и само Средневековье.* Однако хорошее в этом наследстве значительно перевешивало плохое. "Логика, этика и метафизика, - говорил Кондорсе, - обязаны схоластике точностью, неизвестной самим древним"; и "именно школярам, - говорил сэр Уильям Гамильтон, - вульгарные языки обязаны той точностью и аналитической тонкостью, которыми они обладают".149 Особое качество французского ума - его любовь к логике, его ясность, его изящество - в значительной степени сформировалось благодаря расцвету логики в школах средневековой Франции.150
Схоластика, которая в семнадцатом веке должна была стать препятствием для развития европейского разума, в двенадцатом и тринадцатом веках стала революционным прогрессом, или реставрацией, в человеческой мысли. "Современная" мысль начинается с рационализма Абеляра, достигает своего первого пика в ясности и предприимчивости Фомы Аквинского, терпит мимолетное поражение в Дунсе Скоте, вновь поднимается с Оккамом, захватывает папство в лице Льва X, захватывает христианство в лице Эразма, смеется в лице Рабле, улыбается в лице Монтеня, буйствует в лице Вольтера, торжествует с сардонизмом в лице Юма и оплакивает свою победу в лице Анатоля Франса. Именно средневековый порыв к разуму стал основой этой блестящей и безрассудной династии.
ГЛАВА XXXVII. Христианская наука 1095-1300 гг.
I. МАГИЧЕСКАЯ СРЕДА
Римляне во времена своего императорского расцвета ценили прикладную науку, но почти забыли чистую науку греков. Уже в "Естественной истории" старшего Плиния на каждой второй странице мы находим якобы средневековые суеверия. Равнодушие римлян и христиан практически перечеркнуло поток науки задолго до того, как нашествия варваров замусорили пути передачи культуры обломками разрушенного общества. Все, что осталось от греческой науки в Европе, было похоронено в библиотеках Константинополя, и этот остаток пострадал при разграблении в 1204 году. В IX веке греческая наука перекочевала через Сирию в ислам и всколыхнула мусульманскую мысль, вызвав одно из самых замечательных культурных пробуждений в истории, в то время как христианская Европа изо всех сил пыталась вырваться из варварства и суеверий.
Наука и философия на средневековом Западе должны были расти в такой атмосфере мифов, легенд, чудес, предзнаменований, демонов, прорицаний, магии, астрологии, гаданий и колдовства, какая бывает только в эпохи хаоса и страха. Все это существовало в языческом мире, существует и сейчас, но сдержано цивилизованным юмором и просвещением. Они были сильны в семитском мире и восторжествовали после Аверроэса и Маймонида. В Западной Европе с шестого по одиннадцатый век они прорвали плотины культуры и захлестнули средневековый разум в океане оккультизма и легковерия. Самые великие, самые ученые люди разделяли это легковерие: Августин считал, что языческие боги все еще существуют в виде демонов, а фавны и сатиры реальны;1 Абеляр считал, что демоны могут творить магию благодаря своему близкому знакомству с тайнами природы;2 Альфонсо Мудрый признавал магию и разрешил гадание по звездам;3 Как же тогда меньшим людям сомневаться?
Множество таинственных и сверхъестественных существ пришли в христианство из языческой древности и продолжают приходить в него из Германии, Скандинавии и Ирландии в виде троллей, эльфов, великанов, фей, гоблинов, гномов, людоедов, баньши, таинственных драконов, кровососущих вампиров; и новые суеверия постоянно проникали в Европу с Востока. Мертвецы ходили по воздуху в виде призраков; люди, продавшиеся дьяволу, бродили по лесам и полям в виде оборотней; души детей, умерших до крещения , бродили по болотам в образе волшебниц. Когда святой Эдмунд Рич увидел стаю черных воронов, он сразу же узнал в них стаю дьяволов, прилетевших за душой местного ростовщика.4 Когда из человека изгоняют демона, говорится во многих средневековых историях, из его рта вылетает большая черная муха, иногда собака.5 Популяция дьяволов никогда не уменьшалась.