Gratior haec iactura mihi successibus illis;
maior sum pauper divite, stante iacens.
Плюс aquilis vexilla crucis, плюс Caesare Petrus,
плюс cinctis ducibus vulgus inerme dedit.
Stans domui terras, infernum diruta pulso;
corpora stans, animas fracta iacensque rego.
Tunc miserae plebi, modo principibus tenebrarum
impero; tunc urbes, nunc mea regna polus.†
Со времен Фортуната ни один латинянин не писал таких стихов.
II. ВИНО, ЖЕНЩИНА И ПЕСНЯ
Наши знания о языческих или скептических аспектах средневековой жизни, естественно, фрагментарны; прошлое не передалось нам беспристрастно, разве что в нашей крови. Тем более мы должны восхищаться либеральностью духа - или общностью наслаждения, - которая побудила монастырь Бенедиктбойерн (в Верхней Баварии) сохранить рукопись, вышедшую в 1847 году под названием Carmina Burana (Beuern Poems) и являющуюся сегодня нашим главным источником поэзии "странствующих ученых".‡ Это были не бродяги; некоторые из них были монахами, бродяжничавшими в своих монастырях, некоторые - священнослужителями без работы, большинство - студентами, направлявшимися, часто пешком, из дома в университет или из одного университета в другой. Многие студенты по пути останавливались в тавернах; некоторые пробовали вина и женщин, изучали незапланированные предания. Некоторые сочиняли песни, пели их, продавали; некоторые оставляли надежду на церковную карьеру и жили от пера до рта, посвящая свои поэтические способности епископам или лордам. Они трудились в основном во Франции и западной Германии, но, поскольку писали на латыни, их стихи приобрели международную популярность. Они претендовали на существование организации - Ordo vagorum, или гильдии странников; в качестве ее основателя и покровителя они придумали мифического раблезианского персонажа, которого они называли Голиас. Уже в X веке архиепископ Вальтер Сенский разразился яростью против скандальной "семьи Голиаса", а в 1227 году церковный собор осудил "голиардов" за исполнение пародий на самые священные песни литургии.6 "Они ходят на людях голыми", - заявил Зальцбургский собор в 1281 году; "они лежат в печах, часто посещают таверны, игры, блудницы, зарабатывают свой хлеб пороками и упорно держатся за свою секту".7
Нам известны лишь некоторые из этих голиардических поэтов. Одним из них был Хью или Гуго Примас, каноник в Орлеане около 1140 года, "мерзкий тип, обезображенный лицом", - говорит соперничающий с ним писец,8 но прославившийся "по многим провинциям" за свое остроумие и стихосложение; он умирал от некупленных стихов и разражался гневными сатирами на церковных богачей; человек большой эрудиции и мало стыда, он писал грубые непристойности в гекзаметрах, почти таких же целомудренных, как у Хильдеберта. Еще более знаменитым был тот, чье имя утеряно, но кого его поклонники называли Архипоэтом, Архипоэтом (ок. 1161 г.), немецкий рыцарь, предпочитавший вино и чернила мечу и крови и живший на случайные пожертвования Райнальда фон Дасселя, избранного архиепископа Кельна и посла Барбароссы в Павии. Райнальд пытался его перевоспитать, но поэт отступился, написав одно из самых знаменитых средневековых стихотворений - "Исповедь Голиафа", последняя строфа которого стала любимой песней для попойки в немецких университетах.
1. Внутренне бушует
С яростным негодованием,
В горечи моей души
Выслушайте мою декларацию.
Я состою из одного элемента,
Левитация - мое дело,
Как увядший лист
Чтобы ветры рассеялись.
2. Никогда еще я не мог выдержать
Трезвость и печаль.
Я люблю шутки, и они слаще, чем
Милый, найди мне радость.
Все, что прикажет Венера.
Радость от того, что вы преуспеваете;
Никогда в злом сердце
Она сделала свое жилище.
3. По широкой дороге я иду,
Молодой и не жалеющий;
Заверните меня в мои пороки,
Добродетель все забывает.
Жадность при любом восторге
Чем в рай войти,
Поскольку душа во мне мертва,
Лучше сохранить кожу.
4. Прошу прощения, милорд,
Мастер на все руки,
Но эта смерть, которой я умираю, сладка,
Самый вкусный яд.
Я ранен до крови.
Красота молодой девушки;
Она не поддается моим прикосновениям? Ну,
Разве разум не может выполнять свои обязанности?
5. Усадить вас среди огня,
Не обожжет ли вас огонь?
Приезжайте в Павию; вы
Ты так же целомудренно возвращаешься?
Павия, где красота притягивает
Молодежь с кончиками пальцев,
Молодость запуталась в ее глазах,
Потрясал ее губами.
6. Пусть ты приведешь Ипполита,