Как робок человек, когда любит! Я боюсь обидеть вас, посылая вам эту записку, хотя мое намерение — доставить вам удовольствие. В самом деле, я так безумен во всем, что касается вас, что не уверен в своих мыслях…. Все, что несомненно, — это то, что я буду любить вас всю свою жизнь, несмотря на ваш каприз и мой разум. 137
Он не ответил ни на это письмо, ни на второе, ни на третье, хотя она говорила о самоубийстве. Четвертое письмо принесло ответ, который, по ее словам, пришел «в очень хорошее время, чтобы спасти небольшие остатки моего понимания». Она предложила поехать за ним в Италию; он отказался от этой идеи, и в течение трех лет она лелеяла свою страсть в одиночестве. Но в 1739 году она убедила мужа, что ей необходима поездка в Италию. Утратив свою любовь к ней, он мог вести себя как джентльмен. Он проводил ее, когда она покинула Лондон, и согласился высылать ей ежеквартальное пособие в размере 245 фунтов из своих собственных доходов и передавать ей 150 фунтов годового дохода, завещанного ей отцом. Она как можно быстрее отправилась в Венецию, надеясь найти там Альгаротти; вместо этого он уехал в Берлин (1740), чтобы жить с новоиспеченным Фридрихом II, которому он нравился по ту сторону содомии. Удрученная, Мария сняла дом на Гранд-канале, основала салон, развлекала литераторов и высокопоставленных лиц и получала приятные знаки внимания от венецианской аристократии и правительства.
После года жизни в Венеции она переехала во Флоренцию, где два месяца жила в Палаццо Ридольфи в качестве гостьи лорда и леди Помфрет. Там ее увидел Гораций Уолпол, который послал Х. С. Конвею нежное описание:
Я говорила вам, что леди Мэри Уортли здесь? Она смеется над миледи Уолпол [невесткой Горация], ругает леди Помфрет, и над ней смеется весь город. Ее наряд, ее скупость и наглость поражают любого, кто никогда не слышал ее имени. На ней драный моб [чепец, застегнутый под подбородком], который не прикрывает ее жирные черные локоны, свисающие свободно, никогда не расчесанные и не завитые; старая… синяя обмотка, которая распахивается и открывает холщовый подъюбник. Лицо ее сильно распухло с одной стороны от остатков пластыря, частично прикрытого бляхой, а частично белой краской…. Она два или три раза играла фараона у принцессы Краон, где она обманывает коня и ногу. Она очень забавна; я читал ее произведения, которые она одалживает в рукописях, но они слишком женские; мне нравятся лишь немногие из ее представлений. 138
У этой карикатуры была фактическая основа: в Италии было принято, чтобы женщина в собственном доме одевалась свободно и небрежно; и, несомненно, лицо Марии было сильно изрыто, но не сифилисом. 139 Для авторов было вполне обычным делом одалживать свои рукописи друзьям. Леди Мэри заслужила недовольство молодого Уолпола, подружившись с Молли Скерретт, которая заслужила его недовольство, став второй женой его отца. Вероятно, сейчас, когда Альгаротти казался ей безнадежно потерянным, леди Мэри больше, чем обычно, заботилась о своей внешности.
Затем, узнав, что Альгаротти находится в Турине, она поспешила туда, присоединилась к нему (март 1741 года) и прожила с ним два месяца. Но он относился к ней грубо и равнодушно; вскоре они поссорились и расстались, он — в Берлине, она — в Генуе. Там Уолпол снова увидел ее, насладился ее гостеприимством и адресовал ее тренеру несколько ядовитых строк:
В 1760 году она с радостью узнала, что ее зять стал членом Тайного совета Георга Илла. 21 января 1761 года ее муж умер, оставив большую часть своего состояния дочери и 1200 фунтов стерлингов в год вдове. То ли потому, что его смерть устранила какое-то таинственное препятствие на пути к ее возвращению, то ли политическая известность зятя привлекла ее, леди Мэри после двадцати одного года отсутствия вернулась в Англию (январь 1762 года).
Ей оставалось жить всего семь месяцев, и они не были счастливы. Ее преследование Альгаротти и такие сообщения, как у Горация Уолпола, создали ей дурную славу, а дочь, хотя и заботилась о здоровье и комфорте матери, не наслаждалась ее обществом. В июне леди Мэри начала страдать от опухоли на груди. Она спокойно восприняла признание врача, что у нее рак; она сказала, что прожила достаточно долго. Она умерла после нескольких месяцев мучений (21 августа 1762 года).