Большая часть картин в Англии хранилась и по большей части скрывалась в этих аристократических домах; музеев, где картины могла бы увидеть широкая публика, еще не было. Покровительство оказывалось в основном иностранным художникам, и почти полностью портретам знатных особ, которые надеялись жить на холсте, пока гниет дерево; не было рынка для пейзажей или «историй». Когда Карле Ванлоо приехал в Англию в 1737 году, столько родовитых лиц жаждали быть запечатленными, что в течение нескольких недель после его приезда вереница карет, подъезжавших к его дому, соперничала по количеству с каретами перед театром. Человеку, который вел реестр его ангажементов, давали крупные суммы в качестве взятки за то, чтобы он заранее назначил встречу; в противном случае приходилось ждать шесть недель.3
Королевское общество искусств», основанное в 1754 году, пыталось стимулировать таланты местных художников с помощью конкурсов и выставок, но спрос на английское искусство затих еще на одно поколение. Джозеф Хаймор, ученик Кнеллера, нашел несколько покупателей, изобразив сцены из «Памелы»,4 А Томас Хадсон уловил толику жизненной силы Генделя в портрете, написанном им в 1749 году.5 Среди учеников Хадсона был молодой Джошуа Рейнольдс, «который, — предсказывал он, — никогда не отличится».6 Сэр Джеймс Торнхилл был более прозорлив. Он добился успеха благодаря портретам Ньютона, Бентли и Стила; он расписал внутренний купол собора Святого Павла, потолки в Гринвичском госпитале и Бленхеймском дворце; он добился викарного бессмертия, выдав свою дочь замуж за величайшего английского художника эпохи.
II. ВИЛЬЯМ ХОГАРТ: 1697–1764 ГГ
Его отец был школьным учителем и литературным халтурщиком, который в ранней юности отдал его в ученики к граверу оружия. От него он перешел к гравированию на меди, а от него — к созданию иллюстраций для книг. В 1726 году он подготовил двенадцать больших гравюр для «Гудибраса» Батлера. Он поступил в художественный класс Торнхилла, научился писать маслом и сбежал с дочерью хозяина; Торнхилл простил его и взял в помощники.
Иллюстрации, которые Хогарт сделал для «Бури», «2 Генриха IV» и «Оперы нищего», были яркими образами: Миранда нежная, Калибан грубый, Просперо добрый, Ариэль играет на лютне в воздухе; сэр Джон Фальстаф понтирует со своего пуза; капитан Махит в кандалах и ариях, все еще герой для своих жен. В «Спящей пастве» грядущий сатирик нащупал свою отличительную жилку, ведь Хогарт ненавидел все проповеди, кроме своих собственных; а в «Детском празднике» он наслаждался самой яркой фазой английской жизни. Эти картины радуют нас сейчас, но тогда они не вызывали восторга.
Он попробовал свои силы в портретной живописи, но безрезультатно. Конкуренция была жесткой. Дюжина художников делала небольшие состояния, льстя своим заказчикам и разделяя их задачи; они писали голову, а фон и драпировки поручали малооплачиваемым подчиненным; «все это, — говорил Хогарт, — делается по такой легкой ставке, что позволяет директору получить больше денег за неделю, чем человек с первыми профессиональными талантами может получить за три месяца».7 Он осуждал «пижонов», которые украшали лица своих клиентов, чтобы удовлетворить их тщеславие и открыть их кошельки. Что касается его самого, то он изображал своих клиентов со всеми их карбункулами или вовсе без них. Когда к нему на картину сел явно симулянтский дворянин, Хогарт изобразил его с оскорбительной честностью. Лорд, никогда не видевший себя таким, каким его видели другие, отказался от портрета. Художник отправил ему послание:
Покорное почтение мистера Хогарта к лорду —. Узнав, что тот не желает получить нарисованную для него картину, он снова сообщает о том, что мистеру Хогарту нужны деньги. Если, таким образом, его светлость не пришлет за ней в течение трех дней, она, с добавлением хвоста и некоторых других мелких придатков, будет передана мистеру Харе, знаменитому дикому зверолову; мистер Хогарт дал этому джентльмену условное обещание отдать ее для выставочной картины…8