IV. БОЛИНГБРОК
Они были многочисленны и разнообразны. Одна группа, все еще якобиты, плела заговоры вместе со Старым Претендентом и вскоре должна была увлечься романтикой юного Бонни Принца Чарли. Другая группа танцевала вокруг Фредерика Луи, принца Уэльского, врага и наследника короля. Против министра выступали величайшие английские писатели эпохи — Свифт, Поуп, Филдинг, Арбутнот, Томсон, Акенсайд, Гей; они высмеивали его манеры, разоблачали его мораль, порицали его политику и упрекали его в прекращении той щедрой помощи авторам, которая отличала правительство при Вильгельме III и королеве Анне. Тори, жаждущие славы, дергали за ниточки, манипулировали поэтами и будоражили парламент в своем стремлении заменить министерского Фальстафа у национального корыта. Уильям Пултеней, Честерфилд и грядущий Питт озвучивали свою позицию, а Болингброк неустанно защищал ее своим смертоносным пером.
В 1723 году Болингброк получил королевское помилование, позволившее ему вернуться в Англию и вернуть свои поместья; но под влиянием Уолпола он был исключен из состава парламента как человек, совершивший множество предательств и обладавший сомнительной верностью. Тем не менее он оставался влиятельным человеком. В его городском доме собиралась интеллигенция Англии, очарованная его красивой фигурой, изощренным остроумием и аурой его имени. Там и в своем загородном доме он обменивался колкостями со Свифтом, ересями с Поупом и балладами с Геем; там он трудился, чтобы объединить голодных тори и недостаточно смазливых вигов в единую оппозицию Уолполу; там он организовал штат и программу журнала под названием сначала (1726) The Country Gentleman, а затем The Craftsman — который неделю за неделей на протяжении десяти лет наносил удар по всему, что делал или предлагал сделать Уолпол. Болингброк сам писал самые разрушительные статьи, самую блестящую политическую прозу эпохи после упадка Свифта. Серия из девятнадцати писем (1733–34) —! Диссертация о партиях» была насмешливо посвящена Уолполу. «Пока я не прочел [их], - писал Честерфилд своему сыну, — я не знал всего размаха и мощи английского языка».36
Характер Болингброка стал его поражением. Его прекрасные манеры (которые были его единственным моральным кодексом) покидали его, когда его воле мешали или переступали через его мнение. В июне 1735 года он поссорился с Пултени, номинальным лидером оппозиции, и в гневе вернулся во Францию. Там он поселился со своей маркизой недалеко от Фонтенбло и залечивал раны философией. В своих «Письмах об изучении и использовании истории» (написанных в 1735 году) он описывал историю как огромную лабораторию, в которой события ставят бесчисленные эксперименты над людьми, экономикой и государствами; поэтому она является лучшим руководством для понимания природы человека, а значит, для интерпретации настоящего и предвидения будущего. «История — это философия, обучающая на примерах…. В истории мы видим людей во всей их красе».37 Мы должны «заниматься ею в философском духе», стремясь не просто постичь причины, следствия и единые последовательности, но и вести себя так, как до сих пор оказывалось наиболее благоприятным для развития и счастья человека.38 Сложность таких исследований заключается в том, что «мало историй без лжи, и ни одна не обходится без ошибок…. Дух лжи перешел от церковных историков к другим»;39 Но решительный студент, сталкивая лжеца с лжецом, может проложить себе путь между ними к истине.