Хозяева, никакого отношения к альпинизму не имевшие, жившие с двумя детьми в двухкомнатной хрущевке, Зимакову были рады искренне. Поели жареной картошки, выпили по стопке, потом Зимакову постелили на раскладушке, на кухне, а Звереву — на поролоне в коридоре. Ночью Зверев вставал, подходил к кухонному окну, искал признаки наружки. Не будь высокохудожественного представления, он бы спал сейчас с Варварой Львовной. Дело простое и полезное для здоровья. Там, в подземелье, он видел этот крымский берег, просыпался ночами, ему казалось, что он слышит шум волн. Но только казалось. Он не строил иллюзий.
До Комсомольской площади добирались на такси. Зверев, как мог, переменил внешность. Документы у него были на имя Говорунова Андрея Тимофеевича. Но паспорт этот остался там, в Воронеже. Зимаков купил ему билет на другое имя, на некоего Трусова Аркадия Петровича, это был кто-то из членов его команды. Отдаленно он походил на Зверева. Паспорта в вагоне проверяют теперь часто, разгул терроризма. Направление на Восток потенциально-опасное. Но все обошлось. Зверев лег на полку и просто-напросто уснул. Это было простым и естественным делом, тем более что ночью он не сомкнул глаз.
Зверева мы нашли на четвертый день его пребывания в городе. Он и не прятался вовсе. Конечно, он знал, что его найдут вскоре, ну через неделю, через месяц, чуть позже. Принципиальной разницы не было. Он торопился жить. Мы аккуратно выставили наружку. Он всякую осторожность уже потерял. Естественно, никакого Бухтоярова рядом не было и быть не могло. Нужно было вернуть Юрия Ивановича в привычный мир, где полагается жить по законам жанра. И случай скоро представился. Пьяный друг его, Курбаши, вовлек его в смешную и опасную историю сведения счетов с торгашом, за убиенного кота. Тут Юрий Иванович рисковал попасть в обыкновенное отделение милиции или под бандитов, мелких, но от того не менее опасных в данной ситуации. И вообще, какая разница в том, кто тебе определит дату и время свидания с Создателем — крестный отец или урка ларечный. Следовало теперь его аккуратно вывести из этой ситуации, что мы незамедлительно и сделали. Возвращаясь к своей ненаглядной Варваре Львовне, он заметил наружку. Она была поставлена намеренно небрежно. Возможно, в другое время он бы просчитал ситуацию, а сейчас запаниковал.
Курбаши опять же едва нам все не испортил своими связями в мире ланжеронов, крыльев и левых рейсов за фруктами. Если бы Зверев просто улетел в Москву, дело бы осложнилось многократно. Москва не Воронеж, и вел бы он себя уже по-другому. Как ему положено по званию и квалификации. Следовало на некоторое время вывести его в надежное место, где бы он был под контролем и чтобы возможностей для маневра и тем паче для куража у него было по минимуму. Лететь он должен был на спецрейсе с альпинистами. Мы стали очень быстро прокачивать его связи в этом мире и обнаружили, что давным-давно он был в деле. Ходил в поход, где инструктором был некто Зимаков, спортсмен известный, мастер спорта, ходивший на семитысячники. Никакого криминала за ним не было замечено. Пришлось срочно на него выйти, благо он жил в Воронеже, показывать удостоверения, строить легенду правдоподобную, так как всю правду ему рассказать было немыслимо. Ему предложили помочь и державе, и Юрию Ивановичу, ничего тому не говоря, в чем он поклялся. Риск, конечно, был. Мы не знали, как Зимаков в конце концов себя поведет, но все же наши люди были рядом, ситуация считалась подконтрольной. Руководителю группы альпинистской устроили несчастный случай — легкое пищевое отравление, не страшное, но очень несвоевременное. Зимакова ввели в дело. Зверев подставку не обнаружил, пошел на контакт. Чтобы не произошло случайного задержания, мы устроили ему коридор до самого базового лагеря. А дальше Юрий Иванович организовал нам веселейшую жизнь.
Город Ош
До славного города Фрунзе, теперь еще более славного Бишкека, добирались долго. Зверев первые двое суток проспал. Когда, уже после Новосибирска, понесли по вагонам дыни и яблоки, очнулся, стал осознавать новую систему координат и свое перемещение в ней.
— Ну ты и дал, товарищ следователь. Раз в сутки выходил до ветра и снова в нору. Автономный режим — великая вещь. Дыню хочешь?
— Пива бы!
— Пиво здесь всегда было дерьмоватое. А в баночном глицерин. Давай лучше дыню.
Зимаков распластал трехкилограммовый желтый плод, умело, как будто полжизни прожил на бахче.