— Поболе.
— То-то же. Это вам не кубинские секреты. А Кастро если привлечь? Получилось бы?
— Кастро — человек умный. Встревать не станет. Отсидится.
— Так. А с фургоном-то что?
— Фургон прямо в Москву, в Кремль. К товарищу Сталину. Лично допросит.
— А потом?
— А потом по коридору во времени пошлет Красную Армию.
— А если без товарища Сталина?
— Без него не получится.
Тем временем мы усидели бутылки полторы. Коньяк легкий, мягкий и за такую цену. Случается все же иногда что-то хорошее.
— А нельзя в август тот или в тот сентябрь эту роту?
— Тогда бы никто ничего не понял. Нужно, чтобы народ осознал предмет своего заблуждения. Чтобы харей в дерьмо. Сами дали себе под ноги нагадить и на голову. На стол обеденный. А теперь говорят про социальную защищенность. Ты-то по какому делу? Ответь.
— По минутному.
— Тебе сразу отказать или поговорим еще?
— Лучше поговорим.
Старик прибрался на столе, отнес тарелки из-под пельменей в раковину, быстро помыл, отправил в сушку и чайник поставил на газ.
— Тебе чай или кофе?
— Это зависит от того, какой кофе и какой чай.
— Справедливо. Чайку задвинем. Не крепкого, но густого. Ты куришь?
— Нет.
— Молодец. Так слушай дальше. Ты думаешь, я мракобес? Стагнат? Старый пердун?
— Тогда бы с вами говорить было легче.
— То-то же. Я слез по Октябрю не проливал. Коммунистические подпалины на теле Родины мне больно было видеть.
— Взаимно.
— Ты меня не дразни.
— И не думаю.
— Так вот. Скажи мне, мил друг. Я же про товарища Сталина много такого знал, чего ни в одной книжке не написано. Понятное дело, не я один. Вот те, кто знает, как раз и не страдает графоманией. Но поверишь, мил друг, я с ним говорю по ночам. Все чаще. Когти и клыки демократии. До чего дошло, старики стали пайки с лагерными сравнивать. Оказывается, там сытнее было. Я и насчет паек знаю. И насчет гробов и цен на похороны.
— Вы большого изящества в изложении оперативных документов достигли.
Он осекся, посмотрел не на меня, в окно, чайник сорвал с горелки, сыпанул в заварочник, кипятку плеснул отмеренным движением.
— Так это для тебя оперативный документ? Записываешь, что ли?
— Нет. Был соблазн, но отказался. Шансы на получение нужной информации вычленением из бытового блока крайне малы. Я вам потом вопрос задам, а вы, если хотите, отвечайте. Или не отвечайте.
— Хорошо. Значит, нет СССР и есть только географический обрубок, по воле высших сфер все укорачивающийся, уменьшающийся в размерах. И по параллелям, и по меридианам. Грузия, как и встарь, свободна, и бывший первый секретарь штурмует санатории в Абхазии. А сулугуни — вволю.
— Да это же давно было.
— Скоро опять будет.
— Да, по всей видимости.
— Я вот по ночам тележурнал «Пентхауз» стал смотреть.
— И что?
— А ничего. Нравится.
— А что не нравится?
— А все. То, что переселенные народы назад потекли; то, что они города другими именами называют. То, что поезда под откос стремятся, а самолеты так врезаются в сопки, что потом от них даже пыли не найти. И то, что великие заводы не работают. Не дымят исторические трубы.
— А может, срок им вышел?
— Трубам?
— Заводам. Новые времена, новые технологии.
— Технологии продажи жилья. Освободившегося от строителей этих самых заводов. Но за это придется, мой юный друг, ответить.
— Но не мне же?
— А может быть, и тебе. Ты-то что за птица?
— Я как и вы.
— Что «как я»?
— Чтобы заводы дымили.
— По производству памперсов? Я вот говорю с товарищем Сталиным. Я ему говорю, что мы «преступные» работы Ильича изъяли, почти по-скотски. Что вместо них?
— Вместо них, очевидно, враг народа Троцкий.
— Даже зарифмовать можно. Троцкий-скотский хутор. Читал я книжонку. Занятная.
— А как здорово акцент копируют? Замечали?
— Чей?
— Товарища Сталина.
— А ты не заметил, что его теперь почти не копируют? Только вот Шендерович изредка. Думаешь, почему?
— Боятся.
— Правильно. Мистика истории. Тоннель во времени и голубой фургон. Когда на Красной площади идет концерт какого-нибудь педераста…
— Вместо парада…
— Вот именно.
— Берлинскую стену разрушили м…ки.
— Одна страна, одна нация. Все нормально.
— Ты думаешь?
— Конечно. Германцы — наша последняя надежда.
— А товарищ Власов — спаситель России.
— Вот именно.
— И вопреки законам общественного развития, вопреки доктринам истории вдоль Немана…